Галич Александр Аркадьевич.Его,конечно,слушать надо,но не могу удержаться
Бессмертный Кузьмин
...Отечество нам Царское Село!
А.Пушкин
Эх, яблочко, куды котишься?..
Песня
Покатились всячины и разности,
Поднялось неладное со дна!
- Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Гражданская война!
Был май без края и конца,
Жестокая весна!
И младший брат, сбежав с крыльца,
Сказал :"Моя вина!"
У Царскосельского дворца
Стояла тишина.
И старший брат, сбежав с крыльца,
Сказал: "Моя вина!".
И камнем в омут ледяной
Упали те слова...
На брата брат идет войной,
Но шелестит над их виной
Забвенья трын-трава!..
...А Кузьмин Кузьма Кузьмич выпил рюмку "хлебного",
А потом Кузьма Кузьмич закусил севрюжкою,
А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою,
Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными,
Что, как истый патриот, верный сын Отечества,
Он обязан известить власти предержащие...
А где вы шли, там дождь свинца,
И смерть, и дело дрянь!
...Летела с тополей пыльца
На бронзовую длань -
Там, в Царскосельской тишине,
У брега сонных вод...
И нет как нет конца войне,
И скоро мой черед!
...Было небо в голубиной ясности,
Но сердца от холода свело:
- Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Танки входят в Царское Село!
А чья вина? Ничья вина!
Не верь ничьей вине,
Когда по всей земле война,
И вся земля в огне!
Пришла война -- моя вина,
И вот за ту вину
Меня песочит старшина,
Чтоб понимал войну.
Меня готовит старшина
В грядущие бои.
И сто смертей сулит война,
Моя война, моя вина,
И сто смертей мои!
...А Кузьма Кузьмич выпил стопку чистого,
А потом Кузьма Кузьмич закусил огурчиком,
А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою,
Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными,
Что, как истый патриот, верный сын Отечества,
Он обязан известить дорогие "органы"...
А где мы шли, там дождь свинца,
И смерть, и дело дрянь!
...Летела с тополей пыльца
На бронзовую длань
У Царскосельского дворца,
У замутненных вод...
И нет как нет войне конца,
И скоро твой черед!
Снова, снова -- громом среди праздности,
Комом в горле, пулею в стволе:
-Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Наши танки на чужой земле!
Вопят прохвосты-петухи,
Что виноватых нет,
Но за вранье и за грехи
Тебе держать ответ!
За каждый шаг и каждый сбой
Тебе держать ответ!
А если нет, так черт с тобой,
На нет и спроса нет!
Тогда опейся допьяна
Похлебкою вранья!
И пусть опять - моя вина,
Моя вина, моя война, -
Моя ина, мой война! -
И смерть опять моя!
...А Кузьма Кузьмич хлопнул сто "молдавского",
А потом Кузьма Кузьмич, закусил селедочкой,
А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою,
Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными,
Что, как истый патриот, верный сын Отечества,
Он обязан известить всех, кому положено...
И не поймешь, кого казним,
Кому поем хвалу?!
Идет Кузьма Кузьмич Кузьмин
По Царскому Селу!
Прозрачный вечер. У дворца --
Покой и тишина.
И с тополей летит пыльца
На шляпу Кузьмина...
Странная ночь. Не то снег, не то дождь, все развезло. Человек идет пьяненький, бормочет какие-то странные слова, вспоминает стихи, строчки из писем.А чаще всего вспоминает такую строчку из письма Пушкина брату Льву: "Пишут мне, что Батюшков помешался.Быть нельзя!"
По-осеннему деревья налегке,
Керосиновые пятна на реке,
Фиолетовые пятна на воде,
Ты сказала мне тихонько:"Быть беде".
Я позабыл твое лицо,
Я пьян был к полдню,
Я подарил твое кольцо, -
Кому, не помню...
Я подымал тебя на смех,
И врал про что-то,
И сам смеялся больше всех,
И пил без счета.
Из шутовства, из хвастовства
В то - балаганье
Я предал все твои слова
На поруганье.
Качалась пьяная мотня
Вокруг прибойно,
И ты спросила у меня:
"Тебе не больно?"
Не поймешь - не то январь, не то апрель,
Не поймешь - не то метель, не то капель.
На реке не ледостав, не ледоход.
Старый год, а ты сказала - Новый год.
Их век выносит на гора,
И - марш по свету,
Одно отличье - номера,
Другого нету!
О, этот серый частокол -
Двадцатый опус,
Где каждый день, как протокол,
А ночь, как обыск,
Где все зазря, где все не то,
И все не прочно,
Который час, и то никто
Не знает точно.
Лишь неизменен календарь
В приметах века -
Ночная улица. Фонарь.
Канал. Аптека...
В этот вечер, не сумевший стать зимой,
Мы дороги не нашли к себе домой,
Я спросил тебя: "А может, все не зря?"
Ты ответила - старинным: "Быть нельзя".
И по ассоциации-Е.Рейн.
Думаю,большинство здесь не нуждается в пояснении,что "Ночной дозор",о котором идет речь-знаменитая картина Рембрандта ван Рейна (Рейксмузеум, Амстердам)
У “Ночного дозора” я стоял три минуты,
и сигнал загудел, изгоняя туристов.
Я бежал, я споткнулся о чекан Бенвенуто,
растолкал итальянок в голландских батистах.
Что-то мне показалось, что-то мне показалось,
что все это за мною, и мой ордер подписан,
и рука трибунала виска мне касалась,
и мой труп увозили в пакгаузы крысам.
Этот вот капитан — это Феликс Дзержинский,
этот в черном камзоле — это Генрих Ягода.
Я безумен? О нет, даже не одержимый,
я — задержанный только с тридцать пятого года.
Кто дитя в кринолине? Это дочка Ежова.
А семит на коленях? Это Блюмкин злосчастный.
Подведите меня к этой стенке — и снова
я увижу ее и кирпичной и красной.
Заводите везде грузовые моторы,
пусть наганы гремят от Гааги до Рима.
Это вы виноваты, ваши переговоры
словно пули в десятку — в молоко или мимо.
И когда в Бенилюксе запотевшее пиво
проливается в остром креветочном хламе,
засыпайте в ячменном отпаде глумливо,
Ничего, ВЧК наблюдает за вами.
Вас разбудят приклады “Ночного дозора” -
эти дьяволы выйдут однажды из рамы.
Это было вчера, и сегодня, и скоро...
И тогда мы откроем углы пентаграммы.
Тронуло:
что-то в них интуитское; едва ли не бальзачье.
(Вот все полтора десятка, что понравились -- убавить не смогла. )
Цитата:
* * *
Нет, за пять лет для нас мало что изменится.
Через пять лет для нас мало что изменится и за восемь.
Через восемь для нас и за десять изменится не очень многое.
Через десять лет им будет по пять, некоторым – по восемь.
Они будут думать, что за год все изменится до неузнаваемости.
Еще через пять – что все, возможно, здорово изменится через пару лет.
Еще через восемь – что за десять лет, в целом, может измениться очень многое, -
но только не мы.
Мы ведь были точно такими же и пять лет назад, и восемь, и десять, -
только больше ростом - и ещё что-то,
изменившееся совершенно неуловимо, -
незначительное,
неважно.
«Через десять лет,» - будут думать они, глядя на нас. – «Может быть, через двадцать.»
Рано или поздно, но непременно.
И это страшно, но неизбежно.
Им тогда будет – нет, еще не очень много, -
но тем, другим, уже будет по пять или по восемь,
и всё будет меняться
так быстро.
Так.
Чудовищно.
Быстро.
Мы могли бы тогда сказать им:
«Надо просто потерпеть – лет восемь или десять».
Но к этому времени очень многое может измениться.
В первую очередь – для нас, конечно.
* * *
Как в норе лежали они с волчком, -
зайчик на боку, а волчок ничком, -
а над небом звездочка восходила.
Зайчик гладил волчка, говорил: "Пора",
а волчок бурчал, - мол, пойдем с утра, -
словно это была игра,
словно ничего не происходило, -
словно вовсе звездочка не всходила.
Им пора бы вставать, собирать дары -
и брести чащобами декабря,
и ронять короны в его снега,
слепнуть от пурги и жевать цингу,
и нести свои души к иным берегам,
по ночам вмерзая друг в друга
(так бы здесь Иордан вмерзал в берега),
укрываться снегом и пить снега, -
потому лишь, что это происходило:
потому что над небом звездочка восходила.
Но они всё лежали, к бочку бочок:
зайчик бодрствовал, крепко спал волчок,
и над сном его звездочка восходила, -
и во сне его мучила, изводила, -
и во сне к себе уводила:
шел волчок пешком, зайчик спал верхом
и во сне обо всем говорил с волчком:
"Се," - говорил он, - "и адских нор глубина
рядом с тобой не пугает меня.
И на что мне Его дары,
когда здесь, в норе,
я лежу меж твоих ушей?
И на что мне заботиться о душе?
Меж твоих зубов нет бессмертней моей души.»
И волчок просыпался, зубами касался его души
и лежал, никуда не шел.
Так они лежали, и их короны лежали,
и они прядали ушами, надеялись и не дышали,
никуда не шли, ничего не несли, никого не провозглашали
и мечтали, чтоб время не проходило,
чтобы ничего не происходило, -
но над небом звездочка восходила.
Но проклятая звездочка восходила.
* * *
Вся столица сияла, сияла да толковала,
как Маруся над лесом летала да токовала.
Вся станица слушала, слушала да кивала,
как Маруся певала:
"Да, допускаю, что будущее тревожно,
но войско Твое отважно.
Из того, что нужно, многое невозможно
и потому неважно.
Все, что от Бога, страшно.
Все, что от мамы, ложно.
Все остальное, в целом, совсем несложно:
Смерть непреложна,
Истина неизбежна."
У Маруси два пулевых, одно ножевое.
Немцы ее того - а она живая.
* * *
Только давай по-честному: что прибрал к себе – то Твоё,
а не делать из этого вторсырьё.
В крайнем случае – чтобы сразу двадцать.
Потому что лучше ад, чем заново пробираться
через это всё:
уносящее варежку чертово колесо;
мальчик Вова, знающий абсолютно всё;
мама, которой нет до пяти часов;
и как кто-то умер, а вам с сестрой не показывают,
и как кусаешься, а они оттаскивают,
обнимают, успокаивают.
Нет уж, прибрал – клади за пазуху и веди себя, как хозяин.
А то отнял чужую игрушку, выпотрошил – и сует назад.
* * *
Идет душа, качается,
вздыхает на ходу:
«Ох, я сейчас убью и украду,
и возжелаю, - я уже желаю! -
ведь я душа живая.
Я день за днем, от страха чуть дыша,
иду-иду, послушная душа, -
деревенеют ножки, -
и только б не упасть (случайно вправо шаг),
и только б не упасть (случайно влево шаг), -
не сбиться бы с указанной дорожки
от дома до метро,
до дома от метро
сквозь темные холодные дворы.
И я едва жива - а досточка качается.
И все мне не забыть, что досточка кончается, -
и я - я все равно! - я скоро упаду.
Так пусть уж лучше я убью и украду,
и отравлю колодцы в Пуату,
и Украину уничтожу гладом.
Меня ли испугаешь адом.»
* * *
Как умирают пятого числа?
Как умирают третьего числа?
Как умирают в первый понедельник?
Лежат и думают: "Сегодня все музеи
закрыты - санитарный день.
Всё неживое чает очищенья,
и чучела спокойней смотрят в вечность,
когда стряхнули месячную пыль."
Как умирают ближе к четырем, -
в детсадовский рабочий полдник?
А ближе к новостям? А в шесть секунд
десятого? А в пять секунд? А в три?
А вот сейчас?
Какие ж надо святцы, чтоб никого из нас не упустить.
* * *
Оля болеет, Лёля её врачует.
Оля встает и ходит, Лёля ног под собой не чует.
Лёля в Оле души не чает,
Оля Лёлю не замечает.
Оля кончает, Лёля ее качает.
Никогда не ест, ничего не спит, не отворачивается.
День и ночь у Оли в правом виске ворочается.
Учит Олю работать училкою христаради.
Держит её ум во аде.
* * *
Через час душа откладывает карандаш и просит воды,
просит тело зажечь торшер, чтобы ей не мыкаться в темноте,
просит дать поспать, но не спит, смотрит на взвесь в воде,
на себя в кольце подступающей темноты.
Через два часа душа заканчивает перечислять имена,
говорит: «Ну-ну»,
просит тело открыть окно,
тело шепчет: «Но…»,
но душа не слышит, - встает, кладет карандаш,
надевает ботинки и патронташ
и идет к столу. Ей накрывают ужин.
Тело молча стоит над ней, пока она умывает руки,
собирает в папку листки, забывает знаки,
символы, карандаш, торшер, сыновей и жен.
Через три часа душа допивает кровь, заедает телом,
надевает пальто и идет к порожку,
где они, наконец, расстаются с телом
и неловко присаживаются
на дорожку.
Тело все сидит, а она уже у калитки, в самом конце дорожки.
* * *
Д.К.
Нет такой тетради, где все линеечки, а одна кривая,
чтобы можно было не только про мертвое, но и про живое:
про как птичка жрет, а у ней перо под ребром трепещет,
про как рыбка кровавым ртом сулит, а старик обрящет,
про как мальчика небо плющит, а поезд тащит, -
мимо Родины, мимо Родины невесомой,
по кривой от Бишкека и до Херсона, -
се, Господня ангела, некормленна и бессонна,
и приходско-расхожая книга у него вся в крестах, -
он их обводит кружочками, если кто издох.
Саша, Сашенька, не езжай сюда поездами,
оставайся работать в бесланской школе, в кизлярском или каком роддоме,
езди ночевать в Волгодонск, отдыхать в Нальчик, -
словом, держись подальше от всяких опасных точек,
и авось довезет кривая от крестика до креста, -
будешь себе умиляться на нас с креста:
как живое орет, а мертвое все замахивается, плетка свищет,
мальчик птичку жрет, ангелы по Бишкеку рыщут,
поезд по двум линеечкам описывает кружочек,
пассажиры писают между строчек,
и пока старик по вагонам клянчит, старуха плачет, -
Родина рыбку тащит.
Рыбка пищит,
а Родина, знай, облизывается
и аж вся трепещет.
* * *
Сестрица – маменьке: «Не трогайте меня!»,
Сеструха – матери: «Не замайте меня!», -
И обе в серый день календаря
идут на фабрики или в поля,
и Ленин молодой,
и роза Октября
едва раскрылась.
И сделай милость,
скажи мне наперед:
когда она так адски отцветет, -
чего Господь захочет:
Беляночка ли Розочку пришьет,
Иль Розочка Беляночку замочит?
* * *
Темно-синее делается голубым.
Бледное вылезает и медленно раскаляется добела.
Зеленое, еще в июне ставшее желтым,
теперь становится бурым,
отбрасывает почти лиловую
на черные,
металлические.
Пепельно-бледный сплевывает красное.
Двое пятнистых оглядывают бесконечную желтую.
Быстро одну на двоих, чтобы невесомый, молочный
смешался с алой
и все стало чуть ярче,
особенно - зеленое и голубое.
Как все было просто, когда красные гоняли белых,
зеленые - коричневых.
Пепельно-бледный еще вглядывается
в немыслимо голубое
красными от боли и бесонницы, -
вдруг возникнет серебряный
в ослепительном яростном рокоте
или золотой
в сияющем шелесте крыл.
Двое пятнистых
вскидывают масляно-черные.
Все могло бы быть проще,
если бы бесцветное, вяло текущее
постепенно не превращало красных в коричневых,
синих и серых - в зеленых,
всех вместе - в пятнистых,
торопящихся
одну на двоих,
пока голубое постепенно становится синим,
пока белое бледнеет и уползает за край бесконечно-желтой,
заливая ее красным,
вытекающим из маленького черного
чуть пониже слипшихся рыжих.
Двое пятнистых пьют мутную
из потемневшей железной.
Синее быстро чернеет.
Они идут медленно,
одного из них неожиданно рвет бурым.
Зреют виноградники Господа,
течет вино Его под песками.
Красное не расступается.
Белое остается мертвым.
Мертвое - слишком соленым.
Черное - серым.
* * *
И такое скажешь себе из собственной немоты,
что душа как выскочит, как пошатнется в вере, -
словно рядом визжат: "Изыди!" - а ты
мечешься, не находишь двери.
И от ужаса все встает в положенные пазы,
но молчит от боли.
Так ребенок падает под образа,
потому что толкнули.
* * *
Орудие Твое идет домой,
волочит за руку Орудие Твое,
Орудие Твое их ждет, расставив миски.
Орудие Орудью в коридоре едва кивает, отдает пакеты,
Орудие Орудию молчит.
Немного позже, после пива,
Орудие Орудию кричит: «Исчадие!»
Орудие встает, швыряет пульт,
идет в сортир и плачет.
Орудие Твое идет, ложится,
встает, берет таблетку и ложится.
За стенкою, разбужено, Орудье
боится, что теперь совсем конец.
Встает, берет медведя и ложится,
не спит и думает: «Медведь, медведь, медведь».
Как много, господи, орудий у тебя.
Всё раскаленные, с шипами.
* * *
Камень удерживает бумагу, ножницы вырезают из нее подпись
и печать.
Осталось совсем чуть-чуть.
Камень думает: "Ну какой из меня медбрат?
Надо было поступать на мехмат.
Вот опять меня начинает тошнить и качать.
С этим делом пора кончать."
Ножницы думают: "Господи, как я курить хочу!
Зашивать оставлю другому врачу.
Вот же бабы – ложатся под любую печать,
как будто не им потом отвечать."
Бумага думает, что осталось совсем чуть-чуть,
и старается
не кричать.
(с) Линор Горалик _________________ женщина без совести, но с сердцем
Все, что должно быть сказано, уже было сказано, но поскольку никто не слушал, приходится все повторять сначала.
/А.Жид/
Добавлено: Вт Мар 20, 2007 8:52 pm Заголовок сообщения:
Демиург Мазукта застал своего друга демиурга Шамбамбукли за работой: тот сидел на корточках посреди кукурузного поля и старательно благословлял каждую кукурузину.
-Ты очень занят?- спросил Мазукта.
-А у тебя что-то важное?
-Да нет, просто проведать решил.
-Тогда подожди, я сейчас.
Мазукта отошел в сторонку, сорвал несколько початков, очистил и принялся не торопясь обгрызать мягкие зерна. Рассчет оказался верным: третий и последний початок закончился как-раз к тому моменту, когда Шамбамбукли завершил работу и подошел поприветствовать друга.
-Кто тут живет?- спросил Мазукта, небрежно кивнув на фермерский домик возле поля.
-Люди, конечно,- ответил Шамбамбукли.- Муж, жена, трое детей. А что?
-Он твой Иов?
-Как-как?..- опешил Шамбамбукли.- Кто?
-Иов,- терпеливо повторил Мазукта.- У каждого демиурга есть свой Иов. Это он?
-Его зовут совсем не так,- растерянно произнес Шамбамбукли. Мазукта в ответ насмешливо фыркнул.
-Шамбамбукли! Иов - это не имя собственное. Это даже не имя нарицательное. Иов - это профессия. Ну, вроде "козла отпущения".
-А кто такой "козел отпущения"?
-Это... эээ... Неважно. Мы не о нём сейчас говорим. Иов - это такой специальный человек, которому ты вроде бы сначала благоволишь, а потом - раз!
-Что "раз"?!
-Ну, что-нибудь нехорошее. Пакость какую-нибудь.
-А зачем?
-Что значит, зачем?! Он же Иов! У него работа такая, сносить от тебя удары судьбы!
-Не понимаю,- признался Шамбамбукли, помотав головой.- Объясни еще раз.
-Ладно.- Мазукта с шумом выдохнул и помолчал несколько секунд.- Попробую. Когда я увидел, что ты батрачишь на чужом поле, то сразу подумал: "это неспроста! Наверное, хозяин поля - его Иов."
-Да кто такой этот Иов?!- перебил Шамбамбукли.- Зачем он вообще нужен?
-Для воспитательного примера!- наставительно произнес Мазукта.- Понимаешь, когда человеку сначала очень хорошо, а потом вдруг, ни за что ни про что, очень плохо - он непременно начинает возмущаться. И вот тут-то выходишь ты и ставишь его на место: не твоего, мол, ума дело, кого и за что я наказываю, а кому чего даю. Я дал, я взял, и сам ты - игрушка в моих руках. А другие люди потом читают эту историю и делают свои выводы. И когда на них самих начинают сыпаться шишки, то уже не ропщут. Понятно теперь?
-Нет.
-Что тебе непонятно?
-Почему на людей должны сыпаться шишки? Если я им желаю только добра?
-Ну мало ли!- пожал плечами Мазукта.- Может, тебе захочется поразвлечься...
-Поразвлечься?..
-Ну да. Или ты вдруг к ним охладеешь... Скажем, надоест тебе возиться...
-Надоест?!- ужаснулся Шамбамбукли.
-Ну, это я для примера,- отмахнулся Мазукта.- Неважно. Разные обстоятельства бывают. И вот тут-то люди вспоминают про Иова, которому было гораздо хуже - и им сразу становится легче жить.
-Тогда, может, я им про твоего Иова раскажу?- осторожно спросил Шамбамбукли.
Мазукта задумался. Потом вздохнул и покачал головой.
-Нет, не выйдет. Про моего они не поверят. У нас с тобой... скажем так, разные методы. Придется тебе своего собственного завести. Да вот хотя бы этого,- он снова кивнул на фермерский домик.- Давай его помучаем?
-А может, не надо?- спросил Шамбамбукли.- Он мне нравится.
-Чем это, интересно?
-Нуу... у него правильный подход к жизни. Он никогда не опускает руки.
-Ха!- фыркнул Мазукта.- А с чего бы ему их опускать, когда всё идёт замечательно? А вот мы ему сейчас подкинем неприятностей, живо роптать начнет!
-Не начнет. Ты его не знаешь.
-А ты меня не знаешь! Смотри и учись.
Мазукта щелкнул пальцами, и на поле тут же опустилась стая саранчи.
-Ну? Что на это скажет человек?
-Он сказал "неурожай".
-Ладно же. Смотри дальше.
Вспыхнул факелом амбар фермера, и все запасы сгорели дотла.
-Ну, а что теперь?
-Он строит новый амбар и возобновляет запасы.
Мазукта нахмурился, и второй амбар сгорел как и первый.
-Человек вырыл погреб,- сообщил Шамбамбукли.
-Так, да..? Ну ладно же!
Мазукта засучил рукава, и обрушил на человека новые несчастья: корова сдохла, лошадь угнали, сарай рухнул, поле залило наводнением, дом вместе со всем имуществом унесло в реку. Человек крепко задумался. Отрыл землянку, одолжил у соседа лошадь, устроился батрачить; жена стала давать уроки по домоводству, а старший сын пошел пасти гусей.
-Он скоро начнет роптать?!
-Он не начнет,- заверил Шамбамбукли.- Такой уж человек.
-А вот посмотрим, какой он там человек!
Ураган разметал землянку и унес всю семью фермера.
-Ну?..
-Он отправился на их поиски.
-Тогда подкинем ему неопровержимые свидетельства их гибели!
-Он устроился разнорабочим в городе.
-Ах так?! Пусть на фабрике случится авария и ему оторвет руку! Много он тогда наработает?..
-Он стал истопником.
-И не спился?
-Пока нет.
-Ну хорошо же! А теперь у него отнимутся обе ноги...
-Он стал писать новеллы. И делает упражнения, чтобы снова начать ходить.
-Да что ж это такое?! Тогда паралич! Полный!
-Он диктует свой новый роман сиделке.
-А тогда...
-Мазукта!
-Что?
-У него нечего больше отнимать.
-Как-нечего? Реч, рассудок...
-Не дури. Верни всё как было.
Мазукта со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, сосчитал до десяти, и устало махнул рукой.
-Ладно. Он выздоровел, нашел свою семью, выиграл в лотерею миллион, купил протез и новую ферму. Доволен?
-Угу,- кивнул Шамбамбукли.- Теперь ты понимаешь, почему этот человек мне так нравится?
-Да, но всё-таки, почему он не ожесточился? Не стал возмущаться?
-Я же тебе говорил, он так воспитан. У него правильный подход к жизни.
-Да плевать! Какой бы ни был подход, но должен же человек в конце концов возроптать, если ему демиург постоянно устраивает гадости!
-А, это...- Шамбамбукли замялся.- Забыл тебе сказать. Он никак не мог роптать на своего демиурга. Видишь ли, этот человек в меня не верит...
(с)bormor _________________ Таких как я немного: только я!
Добавлено: Вс Мар 25, 2007 12:01 am Заголовок сообщения:
Диалог, сразу,-скушно.
Дальше,сомнительные философствования.
Вот , например,я, не знаю четко ,-что такое Иов.
А продолжать чтение,-уже скушно, в сочетании с нелепостью, напр., немузыкальностью, слова ущербные, на ходулях, вслух-сложно произнести, текст заведомо неправадоподобен, и при этом не обладает -свежим , необычным звучанием.
Слова ,-вязнут, перессказать,-нереально, не только потому-что, язык заплетается,--нет вдохновения.
Юмор, впрочем, благодаря нестандартным ,--"Шамбамбукли,Мазукта!"., на уровне массового бессознательного,-удручает. _________________ "Мой друг уехал далеко.Он не вернется , не вернется..." Г.Сукачев.
Добавлено: Вт Апр 24, 2007 9:39 am Заголовок сообщения:
Вай, люди, какую мне ссылку прислали!
Делюсь: http://www.novayagazeta.ru/data/2007/28/35.html
Цитирую:
"Самый знаменитый человек в деревне Кабицыно Калужской области — Анастасия Сергеевна Волкова. Ей 81 год, и она пишет стихи. Об этом знает вся деревня, но баба Настя абсолютно равнодушна к славе: она никогда не пыталась опубликовать свои творения да и стихи пишет не в красочный альбом, а на тетрадных листках и салфетках, которые кучей лежат в ящике серванта. Обычно человек, страдающий стихосложением, стремится к общественному признанию. Но Анастасия Сергеевна ни на что не претендует, а стихи пишет просто для себя".
Ну и собственно стихи:
Как живешь ты, бабушка Настасья?
Ты у всей деревни на виду.
Тихо осыпается малина у тебя в пустующем саду.
Ты ее растила, знала дело,
Убирала, сорняки рвала.
А сама ни ягодки не съела,
Для внучат, правнуков берегла.
Трудно жить — признаешься соседям,
Не сдержав невыплаканных слез.
Вот опять ко мне не едут внуки,
Видно, к теще сын детей повез.
Овечке сделали аборт.
Лев в клинику несет ей торт.
Медведь — путевку на курорт.
Бобер — тужурку первый сорт.
Два лифчика принес ей волк,
Он в этом деле знает толк.
Трусы у суки стырил пес
И тоже в клинику понес.
А муж-баран купил сирень.
Он думал — у жены мигрень.
Когда жене несешь цветы,
Подумай, не баран ли ты. _________________ If all fails, try hedgehog. Hedgehog never fails.
Добавлено: Чт Май 03, 2007 7:42 pm Заголовок сообщения:
Эка писал(а):
Ну и собственно стихи:
Овечке сделали аборт.
Лев в клинику несет ей торт.
Медведь — путевку на курорт.
Бобер — тужурку первый сорт.
Два лифчика принес ей волк,
Он в этом деле знает толк.
Трусы у суки стырил пес
И тоже в клинику понес.
А муж-баран купил сирень.
Он думал — у жены мигрень.
Когда жене несешь цветы,
Подумай, не баран ли ты.
Надеюсь,не очень тебя обломаю,но у стихотворения про овечку с авторством не всё так однозначно.Я его услышал впервые лет в 7,когда его читал мой подвыпивший дядюшка,попутно мне объяснив,что это "тот самый Михалков,который дядя Степа",в связи с чем моя не успевшая вмешаться мама этого дядюшку возненавидела,почему я это всё и запомнил.Потом читал его в самиздат-сборнике конца 80-х-там авторство тоже Михалкову приписывалось.Потом видел множество вариантов-авторство еще Гамзатову Расулу приписывали и Гафту.А сейчас на мой вопрос Гугл выдал 15 тысяч сайтов,включая уважаемого мною Плуцера-Сарно,у него эта басня в трех вариантах:
http://plutser.ru/barkoviana/basni/basni_ovechkin_abort
Вот
Добавлено: Чт Май 03, 2007 7:48 pm Заголовок сообщения:
Ага, я тоже заподозрила, что дело тут нечисто. Потому что сама это стихотворение прежде вроде слышала. Так что ты не обломаешь.
Но все равно, даже если это и утка, то ужасно прикольная. _________________ If all fails, try hedgehog. Hedgehog never fails.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Вход
Войти и проверить личные сообщения
)
Таких как я немного: только я! 
