Психиатр одела шубку, поправила перед зеркалом волосы
- Ну, что я могу сказать? На лицо реактивный психоз, возникший вследствие длительной психотравмирующей ситуации. Очевидно что-то, или кто-то ему эту ситуацию напомнил, ребенок идентифицировал данную реальность...
- А по-русски?
- Молодой человек, - женщина повернула к Панину ярко накрашенное лицо – ребенок длительное время находился в стрессовой ситуации. Это реакция на шок, когда-то...
- Это я без вас знаю. Конкретней можно?
- Конкретней, у мальчика пограничное состояние.
- Пограничное с чем?
- С серьезным психиатрическим расстройством. Мальчик нуждается в квалифицированной психиатрической помощи, я рекомендую госпитализировать...
- Так, а без «госпитализировать»?
- Во-первых, изолировать от раздражителя.
- А во-вторых?
- Не перебивайте меня! Очевидно кто-то в его окружении повторил то, что травмировало его в прошлом. Может, в новом коллективе отношения у него не сложились, может, с педагогом возникли проблемы, словом что-то очень сильно напомнило ему о том, что он пережил. Ребенок на это отреагировал. Сейчас ему нужен покой прежде всего, нормальная обстановка, я думаю, умеренные транквилизаторы и общение с психологом в обязательном порядке. Это как минимум!
- Хорошо, Вы могли бы обеспечить нам это общение?
Врач замялась на секунду, но предложенная Паниным оплата сразу разрешила все сомнения. Попрощавшись, Саша напустился на Карелина:
- Что было, ты выяснил?
- Я-то откуда знаю?
- Так узнай!
- Да я-то тут при чем? Ты Валееву его передал, у него и спрашивай! Он, в конце концов, там был, а не я.
- А при чем тут я? – Артём пожал плечами – Ты нам этого придурочного привел.
Александр матерно выругался:
- Ты, как всегда, не причем. Они у тебя под носом е*** друг друга, а ты свят, как младенец.
- Ну, знаешь... Я и так, как нянька торчу с ними круглые сутки. Ни пожрать нормально, ни бабу вые***... Откуда я могу знать, что ему там в башку взъе***? Иду по номерам, слышу, у него шум какой-то. Зашел, а там этот придурок крушит все подряд. И орет не понять что. Может, ему приснилось там что-то, я что, еще и за сны их теперь отвечать должен?
- Ой, да какие-то там сны, Тёма? Ты б хоть следил, чтоб они у тебя бухие на люди не вылезали.
- Когда это они бухие были?! Кто это тебе наплёл?
- Тём, я тя умоляю... И так тошно, ты мне еще...
Валеев умолк. Молчание – золото, тем более, когда лучше не злить своего директора.
Группу переформировали в тот же день. Музыканты остались с Валеевым и Карелиным, который загорелся идеей сварганить что-то новенькое, а Славинского Панину пришлось забирать к себе домой. Он очень боялся огласки.
Ромка, в свою очередь, подумал, что сможет вернуть в группу Марина, если получится «достучаться» до генерального. Он, конечно, чувствовал, Сашу кроме выгоды мало что интересует. Но Ромке иногда удавалось вызывать в людях нужные чувства, на это он сейчас и надеялся. Улучить подходящий момент и уговорить его.
- Располагайся, - Панин прошел на кухню, не обращая на гостя внимания. Необходимость нянчиться с пацаном особого восторга не вызывала. Стянул свитер, швырнул на стул и достал из шкафа сковородку.
- Там пианино... – нарисовался Ромка в дверях, - Можно?
- Валяй, - чем он займет себя, не волновало совершенно. Встреча с фининспектором вытрепала последние нервы, ко всему прочему выявив, что в налогообложении Панин не понимает ни черта. Это досадное упущение он рассчитывал хоть как-то устранить с помощью известной литературы, каковую и разложил перед собой, пытаясь совместить чтение с чисткой картошки на ужин.
От таблиц пухла голова, и чтобы впихать в память хоть что-то, Саша начал проговаривать текст вслух, перемежая его репликами
- Это еще что за черт? Из какой п*** это вылезло? А-а! Тьфу ты, блядь...
Доносившаяся из комнаты мелодия вторгалась в сознание, мешая и без того тугому усвоению расчетов. Саша хлопнул книжку на стол:
- Может, хватит бренчать?!
Ромка играл, прикрыв глаза от удовольствия. Мелодия плавно вылетала из-под пальцев, кружила под потолком и разлеталась, словно тысячи маленьких птичек по квартире.
Панин подошел к двери и остановился. Звучало что-то завораживающее. Невольно вспомнились слова Карелина
- Как он играет! Саша! Ты бы его слышал! Он может играть на всем, что издает звук! Он гениален! Саша, ему повинуется музыка!
Музыка, похоже, Ромке действительно повиновалась. Во всяком случае, прервать это чудо было невозможно. Саша навалился спиной на косяк, скрестил на груди руки...
Запах гари прервал наслаждение.
- От черт!
Рома лукаво улыбнулся, глядя на его отражение в полировке пианино.
Панин помчался на кухню. Спасать там было уже нечего. Выругав себя за нежданную сентиментальность, с досады сунул сковородку в мусорное ведро.
- Развесил, блядь, уши!
- Что-то сгорело? – Ромка появился следом с выражением чистейшей невинности.
Саша, словно его и не спрашивали, пролетел мимо в коридор. Мысленно послав все к черту, схватил куртку, и Ромка услышал хлопок входной двери.
Медленно оглядел кухню генерального, открыл холодильник. Похоже, Саша дома бывал редко. Ничего из того, что можно было приготовить на полноценный ужин обнаружено не было. Разве что картошка еще оставалась.
Славинский улыбнулся неведомо чему и вытащил пригоревшую сковородку из мусора...
- Хорошо, что ты приехал! – Игорь встретил друга взволновано. – Чурки опять «крышевать» приперлись.
- Блядь, скимаузэ, - выругался Саша, мешая оба языка и прошел в директорскую. Достали уже к чертовой матери!
- Чем могу? – на ходу бросил четверым кавказцам, расположившимся в комнате.
- Не хорошо делаешь так, - начал один из них, - наша территория работаешь, деньги не делишься. Тебя не трогал пока...
- Ёхтэ, - прервал претензии на их языке, - пул ширван. Извини, брат, у меня своя «крыша».
- Шайтан тебе брат! Какая крыша? На нашей территории работаешь! – кавказец привстал.
- Это моя территория. Моя страна – моя территория. Минобороны меня «крышует», мой отец генерал.
Кавказцы переглянулись.
- Не веришь? – Саша наигранно улыбнулся – Пошли, покажу.
В «особом» зале, как он и ожидал, цедил коньяк в ожидании игры один из завсегдатаев заведения, генерал в отставке.
- Жди здесь, - оставив гостей у входа, Саша растянул улыбку до ушей и грохнулся перед генералом на одно колено
- Отец! – произнес нарочито громко и дальше существенно тише – Благодетель!
Взял генерала за руку, принялся целовать
- Как я люблю Вас, Пал Аверьяныч! Есть в Вас что-то такое... Вы настоящий барин! Такой... М-р-р-р, меня в дрожь бросает!
Александр знал, что говорит. Генерал очень любил представлять себя эдаким настоящим русским помещиком, дворянином, обожал, чтоб к нему обращались «Ваше благородие». А особое удовольствие получал, когда сек «нерадивых холопов» на конюшне настоящим жестким арапником, и, говорят, порой так входил в роль, что до полусмерти их запарывал.
- Ох, и шельма ты, Сашка! Ох, шельма! – зарделся тот румянцем удовольствия, - Вот умеешь подольститься!
- А Вы меня того, барин, арапником-то поучите.
- А пойдешь?
- От Вашей руки да за честь приму, Ваше благородие!
Генерал наклонился, схватил Панина за голову обеими руками и поцеловал в затылок.
- Всенепременно поучите меня, Пал Аверьяныч, розга, она ум вострит...
Напрашиваться на порку для Панина было совершенно безопасно, на роль «нерадивого холопа» он не подходил уже по возрасту – генерал предпочитал парней помоложе. Однако поцелуи толстяка в генеральском мундире произвели на кавказцев свое впечатление.
- Пал Аверьяныч, - Саша краем глаза проследил за отходом несостоявшейся «крыши» и поднялся с пола, отряхая колено. – А у меня для вас кое что есть.
- Да? И что же? – Генеральские глаза оживились, он облизнул пухлые губы в предвкушении удовольствия.
- Представляете, Пал Аверьяныч, девственник! Натурал стопроцентный! Специально для Вас берег. Только Вашему воспитанию могу вверить парня.
- Да? И сколько попросишь?
- А сколько не жалко будет. Вы ж меня знаете, плохой товар не предлагаю.
- И когда?
- А вот сейчас на него посмотрите, понравится, доставлю, когда скажете.
Представленный пред вельможные очи Дмитрий понравился ему настолько, что Пал Аверьяныч уехал сразу же, не оставшись доже на игру, и скупиться, естественно не стал, на то он и «барин». А Саша довольно подмигнул Игорю – и назойливую «крышу» облапошили, и деньги за «неликвидный» товар обернули. Дальнейшая судьба новокупленного «холопа» их не интересовала.
Домой Панин вернулся не раньше двух и в изрядном подпитии. Придерживаясь за стену, чтобы не упасть, ввалился в кухню. Остановился.
Сидя за столом спал Славинский. И ничего особенного в этом не было бы, если б не разложенные перед ним елочные игрушки. Вернее, рассаженные в летние Сашины туфли, словно в автомобили, прямо на столе. Парень, видно, так и уснул, заигравшись.
На плите стояла сковорода с жареной картошкой, и чайник, в кои-то веки отмытый до блеска. Гора грязной посуды из раковины исчезла, и в чистом уже виде перекочевала туда, где ей быть и положено. Вообще в кухне было непривычно чисто.
Панин боком протиснулся к подоконнику. Надо же, даже пепельница обрела свой прежний хрустальный облик. Неловко повернулся, задел какую-то кастрюльку, та полетела на пол, задребезжала...
Ромка тревожно вскинул голову.
- И-извини, - икнул Панин приложив ко рту пальцы.
Славинский улыбнулся.
- А... – Саша открыл рот, но Рома перебил
- Я люблю жарить картошку, – и добавил то, что уловил в самом Саше несколько часов назад:
- Это как будто ты дома... Самая домашняя еда.
Саша кивнул, икнул и снова прикрыл рот рукой.
- Я для тебя пожарил, будешь?
Саша постоял, укладывая в своих пьяных мозгах сказанное, и Ромка понял – впечатление на генерального он произвел.
Но Панин не ответил. Пьяно шатаясь ушел в комнату.
Ромка не зря сказал про домашнюю картошку, он знал, детдомовского Панина он зацепил, особенно тем, что сказал ему его же собственные чувства. По логике вещей, Саша должен был прийти к нему поговорить, поскольку, Ромка знал, кое что он сейчас почувствовал. Затуманенный алкоголем мозг ослаблял вечный Панинский самоконтроль, переставал подавлять чувства и желания. И Ромка рассчитывал, что он придет, а там он еще больше достанет его за душу, ведь есть же она у него, есть, как бы он ее не прятал... Но Саша не пришел.
Перейдя в спальню, Славинский слышал, как генеральный ходит за стенкой, курит, улавливал его сумбурные чувства, определить которые вряд ли смог бы даже их хозяин, но Саша молчал, и даже не пытался навязать ему свое общество. Поворочавшись немного в пастели, Ромка вылез из-под одеяла, прошлепал босиком к Саше в комнату.
- Можно я с тобой лягу? Не могу уснуть один, кошмары всякие снятся...
Саша удивленно поднял брови, но промолчал. Откинул рядом с собой одеяло. Ромка юркнул внутрь и съежился. Генеральный молчал по-прежнему, и заговаривать с ним сам Славинский так и не решился. Сначала он пытался понять Сашины эмоции, но чувства генерального разнообразием не отличались, а, кроме того, Панин как будто закрывался внутренне и подавлял их глубоко в себе. Так они молча и лежали рядом, пока Ромка, наконец, не уснул...
Все последующие дни происходило то же самое, напрасно Ромка пытался раскрутить его на проявление человеческого. Что бы Панин не чувствовал на самом деле, вел он себя одинаково – молчал, в лучшем случае сам с собой скрипел зубами. Если Ромка с ним заговаривал – отвечал односложно, безо всяких эмоций. Что было странным, поскольку противоречило его природному темпераменту. Нет, если уронить ему на ногу гантель, Панин становился, как все - начинал материться по-русски или по-дагестански. Если он куда-то собирался, то носился по квартире, как электровеник, пинком отшвыривая с дороги стулья или его, Славинского. Он был энергичным и напористым, легко мог наорать, если что не так, но на этом проявление его темперамента и заканчивалось. Он совершенно отличался от Валеева, или от Сережи Карелина, которые всегда выплескивали эмоции на окружающих, рассказывали что-то о себе, хвастались или жаловались на жизнь, особенно на пьяную голову. У Панина эмоций как будто и не было, и если б Ромка не знал, что это не так, он бы в это поверил. Легче было брутального Марина довести до слез, чем добиться от Саши хоть слова о себе самом. Поняв, что ничего у него не получится, Славинский с этим смирился и перестал обращать на генерального внимание, что, казалось абсолютно взаимным. На самом же деле Саша уже не мог не замечать рядом с собой этого странного мальчишку. Ромка подкупал своей по-детски наивной искренностью, какой-то глупой доверчивостью, доброжелательностью, граничащей с услужливостью. Поначалу эта услужливость начала Сашу раздражать, но Ромка так искренне смотрел в глаза, что это просто обескураживало. Но внешне Александр этого не показывал, и единственно, что свидетельствовало о том, что Панин помнит еще о Ромкином существовании – это то, что завтрак он готовил теперь на две порции, когда вообще готовил. А в остальном был все так же холодно безразличен.
Каждый день к Славинскому приходила психиатр. И это были самые неприятные для Ромки два часа. Когда ты знаешь, что человеку нет до тебя никакого дела, вряд ли захочется что-то ему рассказывать. Ромка вежливо отвечал на вопросы и ждал, когда ее время на сегодня закончится. Наверное, если б он не умел считывать, что у людей на сердце, эта женщина показалась бы ему очень внимательной и чуткой, и тогда Ромка наплакался бы вдоволь, но он знал, что бы он не сказал ей, волнует ее только обещанная Паниным зарплата.
Контакт не клеился, и психолог относила это на счет робости и забитости пациента.
Как-то после очередного занятия она вошла к Панину в комнату и негромко начала высказывать ему свои впечатления.
- Мальчику нужно больше внимания, он замкнут, боится лишний раз слово сказать. Пойдите с ним куда-нибудь, куда бы ему хотелось, побалуйте вкусненьким, купите что-нибудь...
Саша ее выслушал, мысленно чертыхнулся, мол, в няньки он не подписывался, но вечером заглянул к Ромке в комнату
- Хочешь чего-нибудь?
- Оладушки...
- Это чё такое?
- Ну, из теста... Мамы детям пекут...
Панин посмотрел изучающее
- Тебе пекла?
- Тетя, - ответил Рома.
- Родная?
- Нет, она меня взять хотела.
- А что не взяла?
- У нее потом брат из тюрьмы вернулся... - Ромка потупился
- И что? Дядя вые*** и выкинул? – спросил Сан Саныч.
Славинский вздрогнул, вскинул на него глаза. Неужели он тоже чужие чувства видит?
Панин испугался, на хрена вот ляпнул, сейчас как устроит тут... Но Ромка молчал, только сверлил его глазами. Пришлось объясняться:
- Ну... Бывает так. Извини.
- У тебя так было? – неожиданно спросил Ромка.
- У меня такого дяди не было, - Панин повернулся уходить, но Ромка спросил снова
- А какой был?
- Никакого не было, - Саша подошел к двери, взялся за ручку.
- Врешь, - неожиданно услышал за спиной.
Обернулся. Ромка смотрел прямо в глаза и не отводил взгляда. Никто никогда так с Паниным не разговаривал, тем более из малолеток. Но, как ни странно, Саше это понравилось. Взгляд у парня был прямым и открытым.
- Дяди у меня не было, - ответил так же прямо. – Такой мудак был, как ваш Карелин.
Ромка промолчал.
- Ладно, из чего они делаются эти оладьи? Знаешь?
Славинский не знал. Да и, честно говоря, оладьев он тоже никогда не ел. В кино по телевизору на днях увидел, вот и захотелось. Домашние их, наверное, каждый день трескают...
Тетя не пекла ему оладьи, он соврал. Она вообще ничего ему не пекла. Это была уборщица в их интернате, просто позволяла иногда ему приходить в гости на выходные. Это он, Ромка придумал себе, что она его возьмет. Сам придумал, сам поверил. Просто очень этого хотелось. У нее не было детей, да и мужа тоже не было. Она была некрасива, даже, можно сказать, уродлива. Может, действительно чем-то болела. Ромка тогда толком этого не сознавал, он просто придумывал себе другую, более счастливую реальность, и в этой другой реальности она хотела быть его мамой и собиралась вот – вот забрать...
Саша достал мобильный, набрал чей-то номер:
- Слушай, Лена, такой вопрос. Как делать оладьи, проинструктируй? Ну, оладьи, едят которые...
Внимательно выслушал, записал что-то и попрощался.
- Ладно, давай. Если что, я позвоню.
Через полчаса вернулся из магазина и, засучив рукава, принялся кулинарить. Ромка сидел рядом на табуретке и смотрел на его действия с открытым ртом. Это было здорово, когда кто-то для тебя что-то такое домашнее готовит. И не важно, что стол был весь в муке, и тесто Саша пробовал зацепляя пальцем, а потом облизывал и снова макал в стряпню, какой нормальный детдомовец обратит внимание на такие мелочи. Главное, ему стряпали оладьи, настоящие оладьи, домашние!
Помешал этой идиллии звонок в дверь. Панин, как был в муке, так и пошел открывать. Неудивительно, что на весь коридор кто-то рассмеялся.
- Ты у нас теперь нянька, кухарка и домработница! Поздравляю!
- Чё приперся? – Саша вернулся на кухню, - Давай короче, у меня оладьи горят.
- ЧП у нас, Саня. – Распутин вмиг помрачнел – Пацана того помнишь, генералу продали?
- Ну? – Саша снял первую порцию оладьей со сковородки.
- Сбежал, сученок.
- Ко мне какие претензии?
Игорь повернулся к Славинскому
- Ну-ка сдрисни отсюда!
Ромка встал, послушно ушел в комнату. Это ничего не меняло, слух у Славинского был идеальный.
- А ты представляешь, если он к ментам попадет? – зашипел Распутин после его ухода - Этот козел старый чуть до смерти его не засек. Мы ж вместе с ним под статьей окажемся.
Панин перевернул вторую партию и медленно опустился на табурет. Выругался по-дагестански.
- Х*** статья, Саша. Он драл его... – Игорь оглянулся на дверь и перешел на шепот – три дня...
- Он что, его не привязывал? – перебил Саша
- Так он его отвязал! Оставил в гараже, думал, окочурился. Сегодня пришел – нет пацана! Ушел! Очухался и ушел!
- Вот блядь! А добить ума не хватило?
- Саша, искать его надо. Пока к ментам не попал. Ладно, если замерзнет где, а если нет? Показания давать начнет...
За обсуждением проблемы Панин дожарил оладьи, свалил на тарелку.
- По домам шмонали близлежащим? По подвалам?
- Шмонали, нет там его.
- Далеко не мог уйти.
- Да, если уже... Твоя, между прочим, идея, козлу этому его загнать.
- Откуда ж я знал, что он его до смерти запорет!
- Да знал ты все!
- А ты на меня не ори! Деньги ты брал, не я! Умный такой, остановить не мог?
- Тебя остановишь!
Ромка съехал вниз по стене. Правильно говорил Карелин, звери они. Все звери...
Панин заглянул в дверь:
- Оладьи на столе. Я уехал.
* * * * * * * * * * *
Искать Дмитрия ринулись всеми силами. Генерал рыдал, как младенец, цепляясь за рукав Сашиной куртки. Мысль о возможном следствии и тюремном сроке приводила его в исступление. Тряся обрюзгшими щеками, он то и дело упрашивал:
- Ты мне только найди его! Саша, Сашенька! Озолочу! Ничего не пожалею!
Панин молчал, глядел хмуро куда-то вдаль, сквозь собеседника и будто отрешенно. На душе было сумбурно. Понимал прекрасно, если не найдут – хана. А ведь знал, на что пацана отправил. Дела не было. Так теперь что? Думать не хотелось. Дистанцироваться бы от всего этого, сказать «такова жизнь», или что-нибудь в этом роде, не мы выбираем правила, мы только включаемся в эту игру и, сдирая когти, рвемся быть первыми. Выбор? Он всегда есть. Вернуться в родимый Ставрополь и пахать на стройке до пенсии, бухать и плакать о несостоявшейся жизни. А потом подохнуть честным человеком, так ни хрена и не увидев.
- Да, волчьи законы... – вздох Карелина, как наждак по стеклу, ложится на нервы.
- Волчьи?! – Александр взрывается – Где ты видел волков, которые щенков своих бросают?!
Аверьяныч оборачивается. Распутин, Лютиков, Киреев обрываются на полуслове, таращат на него удивленные глаза – что это с ним?
- Волки своих щенков не е*** и не продают их за долги! Любой волк за щенка своего подохнет! Это милые, благородные животные, Сережа! А это – это законы человеческие! Ваши законы, господа!
Карелин крякнул и отошел в сторону.
- Ты, как будто, тут благодетель...
- Я? Я, Сережа, сутенер. Я их продаю, и продавать буду, пока такие, как ты их будут покупать.
- Так отпусти их, - Сергей дернул плечами. Держится нарочито отстраненно.
- Куда? Ты прекрасно знаешь, куда они пойдут!
- А лучше ты их будешь продавать, да?
- Не лучше. Но я или другой – для них это ничего не изменит.
- Значит, так они выбрали.
- Выбрали?! У них выбор – или с голоду сдохнуть, или под тебя лечь!
- Я их это делать не заставляю. Я их люблю, если хочешь знать.
- А они просто жрать хотят, Сережа, и ждут, когда ты им, от своей большой любви, кусок, как собакам, кинешь!
- Да что ты прицепился ко мне? Я никого не насилую, не принуждаю. У меня все по любви. Работать вон пусть идут, если им это не нравится...
- Работать?! Это ты мне говоришь, бухарик е***?! Да ты у матери под подолом прятался, когда они...
- Сань, хватит, пойдем... - это Игорь. Подходит сзади, хлопает по плечу.
- И заткнись лучше, сука, пока я тебя... Отстреливать таких как ты надо.
- А сам застрелишься? –– Игорь встает перед ним, загораживая Карелина - Брось, Саша...
- Нет, не застрелюсь. Духу у меня не хватит.
- Ну, так и не х*** мне тут... – Сергей достает сигарету, стучит ей по пачке, - У меня своя правда.
- Правда, Сережа, в том, что ты е*** их, а отказать тебе они не могут. Потому что кто-то такой же, как ты их к этому уже приучил!
- Пошли. – Игорь толкает вперед, сует в руки фонарик. – С гаража начнем, потом располземся.
- Мужики, найдем если, куда его? Может, в озеро?
- Да в лес вон вывезти... Лопаты есть у кого-нибудь?
- В воду проще. До весны, один хер...
Саша не слушает. Идет к соседнему сараю, просто чтоб куда-нибудь идти. Достало все, Господи, как же все его достало!
Он тут, в куче прошлогодней листвы и ветоши. Красив и бледен. Бледен, но красив. Пульс на шейной артерии еле теплится...
Панин прикрыл глаза. Как камень с души упал. Он здесь, здесь, не в милиции. Не даст показаний, не опознает, не наведет никого на его грешную голову. Уже никогда, вздохни и расслабься, потому что со дна проруби не разговаривают.
- Отбой! Нашли! Нашли его!
- Давай машину!
- Эх, Господи, грехи мои тяжкие. – Игорь. Подходит, садится рядом.
- Не богохульствуй.
- Устал ты, Сашка, просто устал.
- Возможно.
- Не парься.
Мысли путаются. Бред, все бред. Проснуться бы. И чтоб ни Игоря, ни Димки, никого...
- Посмеяться хочешь? – усмешка жесткая, под стать его взгляду.
- Ну? – Распутин смотрит, как юзом подъезжает «девятка»
- Я натурал, Игорь. Был им, до двенадцати лет.
Оттолкнулся, скинул куртку, набросил на холодное бледное тело.
- Давай в багажник.
- Открой, - Саша подходит к заднему сиденью. Пока жив еще, доедет хоть по-человечески.
- Помочь? – Распутин придерживает дверцу.
- Сам.
- Так что? Давайте к озеру? – Киреев за рулем оборачивается.
- Давай, сам поведу. – Игорь подходит со стороны водителя.
- Валяй. Доедешь там...
До фени уже все. Безразлично. Уснуть бы сейчас. Прямо тут, на заднем сидении, с Димкой на руках...
- Поехали.
- Саш, что ты злишься?
- Я не злюсь.
- У тебя претензии какие-то? Не нравишься ты мне сегодня.
- Я сам себе не нравлюсь.
Дорога впереди, как лента. До шоссе минут двадцать. Снег порошит мелко, пакостно, словно мука сквозь сито застилает видимость.
- Он жив еще, знаешь?
- Все равно сдохнет. Спина в клочья, завтра же все в гною будет плавать. Лучше уж сразу, чтоб не мучился.
- Поворачивай.
- Нам прямо, Саша.
- Налево. Там больница пятая.
- Не дури.
- А что? За его жизнь свою на кон поставить?
- Я не сумасшедший.
- А я сумасшедший. Поворачивай!
- Саша! Черт, Киреева надо было взять...
- Тормози!
Распутин выехал на обочину.
- Ну? Что с тобой?
- Давай ко мне.
- К тебе?
- Ну, не к тебе же! Твои увидят, сами все разбегутся.
- А у тебя увидят...
- Мои проблемы.
Распутин молча глядит на Димку, обернувшись через спинку сиденья. Мотнул головой.
- Дурной ты, Сашка. Думаешь, мне не тошно?
Он не лукавит. Но не проснувшаяся вдруг совесть и не сострадание к ближнему причина этой тошноты. Все эти глупости давно вывелись из его души, как вследствие дихлофоса выводятся клопы и тараканы. Только смерть – это слишком серьезно. Бить они их били, стращали, запугивали, но чтоб живого мальчишку на деле, как щенка в прорубь...
- Ты пойми, Саш, выхода у нас другого нет. Не мы его, так он нас сдаст, как очухается.
- Не сдаст.
- Мне бы твою уверенность...
- А все просто, Игорь. Он натурал.
- И что?
- Он скорее сдохнет, чем кому-то расскажет, что с ним делали.
Игорь недоуменно пожал плечами.
- После такого не до церемоний. Я бы поубивал всех...
- И он бы поубивал. Сам. Без прокурора.
- Саша...
- Все, поехали!
- Ну, смотри...
Черт с ним, авось пронесет. Распутин воткнул передачу, проехал пару метров и плавно развернул машину.
Продолжение следует _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Пт Дек 14, 2007 2:11 am Заголовок сообщения:
НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ (продолжение):
Славинский долго сидел на полу, рассеяно наблюдая, как в комнату вползают сумерки. В кухне на столе давно остыли так и непробованные оладьи. Гадостное, тошнотворное чувство подкатывало волной и вновь отступало в тоскливую, щемящую тишину.
Сейчас он ясно почувствовал, осознал, насколько жесткими были эти люди. Жесткими и жестокими. Они жили, каждый сам по себе, брали от жизни, кто чего захочет, и готовы были на все, если кто-то оказывался у них на пути, не утруждая себя ни лишними чувствами, не лишними словами. Ромка считал, что у каждого человека есть такая внутренняя черта, переступить через которую он никогда не сможет. Убить брата, предать друга, а для кого-то и просто украсть. У каждого свой предел допустимого. Даже там, в интернате, в, казалось бы, мире страшном и жестоком, у них были свои законы. Но у этих людей такого предела нет.
Час, два или три он просидел в потемках, Ромка определить не мог. В такие моменты время для него растягивалось и переставало существовать вовсе. Он будто перемещался из внешнего мира в ментальный, и жить начинал другими категориями.
Когда стукнула дверь, он глянул на часы и удивился – прошло не так много, как он предполагал. Тихонько подполз к двери, выглянул в коридор.
Панин, опираясь рукой о стену, нес на плече какой-то тюк, обернутый в кусок драного брезента. Рядом семенил Игорь, торопливым шепотом предлагая то одно, то другое, как и что надо бы лучше сделать. Осторожно вошли в большую комнату, положили на застеленный диван свою тяжелую ношу.
Тюк застонал и пошевелился.
- Тихо, тихо, - сказал Саша шепотом.
Отбросил брезент в сторону, и Рома увидел совершенно голого парня, лежавшего животом вниз. Растрепанные волосы разметались по простыне, Панин схватил из шкафа чистую простынь и бережно накрыл ему спину.
Игорь пошел к двери, и Ромка прошмыгнул восвояси, пока его не заметили. Услышал, как Распутин говорит с кем-то по телефону.
Затем, в ближайший час, приехал доктор, в квартире засуетились, забегали туда – сюда, обмениваясь краткими репликами. И опять все стихло.
Ромка сидел в своей комнате, прислушиваясь к происходящему. Хотелось выйти и заглянуть, что там, но было страшно.
- Саш, ладно, все обойдется, - Распутин нагнулся к другу, дотронулся до плеча.
- Уходишь? – тот безразлично смотрел прямо перед собой, не повернулся, не поднял голову.
- Пойду...
Он не ответил. Игорь дошел до двери, потрогал округлую золоченую ручку, вернулся назад.
- Саш, слушай, наверное, я останусь.
- Как хочешь.
Поддернув штанины в коленях, Игорь опустился на пол, чуть поодаль от Александра, скрестил по-турецки ноги. Помолчали.
Распутин придвинулся ближе, неуверенно поднял руку, погладил его по спине. Саша отреагировал тут же, будто ждал этого, расслабился, прикрыл глаза.
- Сашка... – вдохнув, Игорь подался вперед, давая волю своим желаниям. И Панин ответил, послушно кидаясь в пучину страсти...
Роман наконец немного осмелел и тихо, скользящими плавными движениями прокрался к двери. Прислушался, стараясь разглядеть в малюсенькую щелочку, что происходит. Ему было видна часть дивана и Дмитрий, укрытый простынкой. Ни Игоря, ни Александра видно не было. Но где-то сбоку, поближе к стене, что-то шуршало, слышались стоны и шумное дыхание. Ромка еще чуть приоткрыл дверь и опешил.
Приглушенно рыча, Распутин имел генерального, и, очевидно, тому все очень нравилось, он закусил губу и, сдерживая стон, прогнулся.
Роман захлопнул дверь поспешно и слишком громко. Отпрянул, бросился в комнату. Сердце бешено колотилось, он ждал, что сейчас сюда ворвется Панин, начнет орать, изобьет. Но было тихо, никто не шел, не кричал, и Ромка начал думать, что его никто не заметил. Наверное, они были слишком заняты друг другом...
- Может, ты ляжешь? Досталось тебе в последнее... – Распутин сидел растрепанный у стены и обнимал Александра, слегка к нему прислонившегося.
- Нормально, - перебил Саша. И вдруг спросил: - Помнишь? Я там стоял на трассе, а ты приезжал ко мне?
- И мы кувыркались в машине. Помню.
- Я... влюбился в тебя тогда, как школьник.
Усмешка. Когда это было? Три года назад, а кажется, в другой жизни.
- Ты что-то сегодня расклеился...
- Осточертело все, Игореха.
- Саш, что с тобой?
- Не знаю... Обрыдло все до чертиков.
- А правда... – Распутин вдруг хохотнул: - Что ты там сказал? Ты натурал?
- Правда.
- Ну... – Игорь не сдержался от смеха – Тогда я – король гваделупский.
Вдруг вспомнил, как Сашка сказал однажды «У натурала счастье – красивую бабу трахнуть. А у меня – поступать так, как я считаю нужным». Он и был таким - «Я так хочу, кто меня остановит?» - и эта
его бесшабашная дерзость порой восхищала Игоря, а порой просто приводила в ступор.
Панин привстал, сбросил расстегнутую и сползшую с плеча рубашку. Обиделся? Хотя... Определить Сашкину ориентацию сам черт не взялся бы. Ему нравилось все, вплоть до наручников и плеток, и он, как пионер, был готов всегда со всеми без разбора. Со всем, что движется, летает, гавкает или мяукает... Когда три года назад, Распутин пригласил его делать порно, редко кто соглашался сниматься в некоторых сценах. А этот... Сначала, Игорь думал, деньги так нужны. Но вот в процессе съемок Сашка терял контроль настолько, что приведи ему слона, так он и со слоном бы...
- Саш, ты вроде жениться собирался?
- И что?
- Тебе это надо? Бабы, они...
- Я сына хочу.
Новость! Вот так удивил.
- Ты ж мне его не сделаешь.
- Логично! – Игорь засмеялся, любуясь на обнаженный Сашкин торс и упругую задницу, затянутую в слегка потертые джинсы. - И давно хочешь?
- Давно.
- Ты мне не говорил раньше.
- А ты не спрашивал.
- Ох, смотри, Санек, загонит тебя баба под каблук!
- А, может, мне нравится. – Панин усмехнулся и, вытряхнув из кармана пачку «Кэмел» направился на балкон. Чуть задержался у двери – Да, ладно, не ревнуй. Ты лучше.
* * * * * * * * * * *
Дома у Панина Ромке понравились три вещи. Стряпать оладушки (Панин еще пару раз устраивал этот кулинарный эксперимент), смотреть мультики на видео (в группе телевизор если смотрели, то все больше боевики), и отмокать в ванне, полной благоухающего шампуня, попутно строя из пены айсберги, острова и кораблики. Александр к вынужденному подопечному относился все так же сдержанно, но спокойно и вполне добродушно. Мог даже послушать.
- Когда я был маленький, - Ромка врал вдохновенно, без зазрения совести, как всякий детдомовец, - мама купала меня в ванне и кидала туда игрушки. А я их топил...
Славинский плюхнул ладонью по воде, подцепил гость мыльной пены и налепил ее на очередной недостроенный «айсберг».
Саша знал, что он врет, но не перебивал, слушал молча, рассеянно наблюдая за его игрой, сидя на кафельном полу возле ванны.
- А еще я нырял под воду с головой и мама боялась, что я захлебнусь, и меня вытаскивала...
- Как тебя в детстве называли, ты помнишь? – спросил Саша.
- Ромашка, - уверенно ответил Славинский и засмеялся.
- Ромашка, - с усмешкой повторил Панин – Цветочек...
- Не-а. Просто ромашка. – и подумав – Я мультик один раз видел, там «Раз ромашка, два ромашка»...
Александр улыбается.
- Вот, а еще... – Ромка – Ромашка вернулся к своим выдумкам – когда я был маленький...
В отличие от него Саша про свое детство не рассказывал. Вырос уже, чтобы так вот создавать себе иллюзии. А рассказывать по-настоящему – не очень-то красиво получалось. Вернее, совсем не красиво.
Родился Александр в женской тюрьме. Кто была его мать, он так толком и не узнал, потому как единственная родная душа - бабушка - неизменно стыдливо прятала глаза при его расспросах, и мало что вразумительного удалось из нее вытянуть.
В глухом Ставропольском селе жила – была девушка неполных семнадцати лет. При крайне строгих нравах провинциальной деревни, когда каждая собака тебя знает, и каждая собака за тобой бдит, девушке полагалось быть скромной и благовоспитанной. Таковой она и была, пока однажды не стырила отрез приглянувшегося ей материала в убогом магазинчике райцентра. Надо заметить, их поселковый сельмаг был еще более убогим, так что, приехав в тот злополучный райцентр, у девчонки просто глаза разбежались. На ту пору год был советский, примерно 1970, и о каких-либо правах личности никто и слыхом не слыхивал, особенно в ставропольской глухомани. Преступнику полагалось сидеть в тюрьме, куда ее скоренько и спровадили. А основным методом воспитания советских тюрем в те далекие «застойные» годы было «чтоб жизнь медом не казалась». Она ей медом и не показалась – через год у нее обнаружился туберкулез, а еще через несколько месяцев она произвела на свет тщедушного заморыша в зачуханной тюремной больнице.
Немногие, возможно, знают, что в те годы к туберкулезным больным из числа осужденных никакого особого отношения не полагалось. Они содержались в тех же кошмарных бараках, упакованных по двое на квадратный метр, что и все, до тех пор, пока не обнаруживалась открытая стадия, и они не становились заразными для окружающих. Да и обнаруживалось это не всегда вовремя, потому как преступник – он преступник и есть, и нечего с ним церемонии разводить. А вот беременным полагались поблажки. Скорее всего, этот последний факт и был причиной её решения рожать. Собственно, ее и обследовать-то начали по причине беременности, тогда и обнаружили туберкулез. Лечение какое-то, конечно, предложили, но оно и современное-то очень вредно для плода, а уж в то время... Короче, делать аборт молодая мать категорически не хотела, и боясь повредить ребенку, всячески отлынивала от убийственных антибиотиков. Но вот сил своих не рассчитала. Болезнь начала прогрессировать, и через год после родов она умерла, оставив сына Сашку круглым сиротой.
И тут начиналось самое интересное, особенно поражающее Александра своей дикостью. Дикостью, в которую он просто отказывался верить. Ее мать, а, следовательно, родная Сашкина бабушка, забирать ребенка категорически отказалась. Не потому, что была старой и немощной, не потому что жили плохо и голодно, и даже не потому, что малыш был для нее обузой. Причина оказалась простой и абсолютно абсурдной - Александр был НЕЗАКОННОРОЖДЕНЫЙ. Людской суд поселковых кумушек свято соблюдал на селе строгий сексуальный контроль. Они еще могли простить ей дочь – воровку. Но то, что девчонка с кем-то там ПЕРЕСПАЛА – грехом являлось несмываемым. И по понятиям строгой общественной морали нарушить запрет на секс было куда более страшным позором, чем воровство. Ребенок же был живым постоянным напоминанием этого страшного позора...
Александр вырос в детдоме. Тогда он еще толком не понимал, что к чему, и рвался к бабушке со всей наивностью своей детской души. Она же каждый раз, как только внук оказывался на пороге, сдавала его обратно, в детский дом. И сколько раз он слышал от нее упрек: «Сколько позору я из-за тебя натерпелась!», или «Чё глядишь, глаза бесстыжие вылупил? Мало из-за тебя позору, хочешь, чтоб пальцем все на меня показывали, что дочка распутница в подоле принесла?!» Сашка категорически не понимал, чем же он плох, и что такого страшного он сделал своей бабушке, которую по-детски глупо все равно любил...
- Не было у меня никакой мамы! – Ромка вдруг ударил по воде, обрызгав все вокруг ароматными пенными каплями.
- Рома...
- Не было!
- Рома... – Саша не знал, что сказать этому мальчишке. Он и себе-то не знал, что сказать.
Ромка шмыгнул носом:
- Она пьяница была, - сказал тихо, не поднимая глаз – ее прав лишили. Я ее не помню...
Александр помолчал. Встал, потянулся за полотенцем.
- Ты вылезать будешь?
Ихтиандр послушно, но нехотя покинул водную стихию. Вынырнул во всей своей красе.
Ромка в свои шестнадцать уже на пару сантиметров превосходил Сашу в росте, сейчас же, стоя в ванне, он оказался выше больше чем на голову. И ему очень нравилось смотреть на директора сверху вниз.
Александр на секунду замешкался, глядя на Ромку, затем ткнул ему в руки махровое полотенце и вышел из ванной.
Рома прекрасно знал и видел все поползновения его души и тела. Но... даже если непристойные желания и обуревали Сан Саныча, он всегда удерживал себя на грани. Никогда ни о чем таком не говорил, ничего не просил и не требовал.
Когда Славинский вышел из ванной, Саша разговаривал по телефону
- Ты где? – спрашивал в трубку – Стой там, я сейчас спущусь.
Бросил Ромке, выходя в порог:
- Так, давай к себе в комнату. Возьми вон мультики, там посмотришь.
Ромка любил мультики. Добрые, беззаботные, они действовали на него успокаивающе, словно давали возможность попасть в детство, только не его, а то, каким оно могло бы, наверное, быть. Ему нравилось это чувство тепла, иллюзии чьей-то заботы и защищенности, когда ты сидишь вот так на диване, будто еще маленький, а с экрана тебе рассказывают забавную сказку.
Он прошел в зал, открыл тумбу под телевизором, взял кассету, не выбирая, и пошел в комнату, которая раньше была Сашиной спальней, а теперь на время стала Ромкиной. Там тоже был видеоблок, только поменьше.
- Твою мать! – услышал через некоторое время грохот и ругань в коридоре. Выглянул, приоткрыв дверь.
Панин тащил пьяного в хлам Распутина, подставив ему плечо, но тот периодически пытался с ним заговорить, махал руками и падал.
Ромка уже знал, что такая картина в их жизни не редкость, и Саша забирал Игоря из каких-нибудь злачных мест точно в таком же состоянии и тащил его домой, а потом возился с ним, пока тот не протрезвеет и ему не станет легче. При этом Игорь обычно ругал друга площадной бранью и мог даже заехать в глаз кулаком, выговаривая заплетающимся языком за несуществующие грехи. На сей раз Распутин поминал какого-то Сурика, с которым Александр, по его мнению, уже полгода как путался. Саша отвечал ему матом, но беззлобно, пытаясь уложить при этом на диван и стянуть грязные ботинки.
Ромка закрыл дверь, подошел к видеодвойке и вставил внутрь кассету.
Сначала изображения не было, шли какие-то полосы и шипение из динамиков вместо звука. Но когда Ромка решил, что ничего уже не будет, и хотел выключить, на экране появилась четкая цветная картинка. Только это был не мультик.
Желтоватое пятно луны маячило над каким-то строением несколько секунд, затем камера въехала в дом, вслед за какой-то крадущейся тенью.
Просторная комната, почти без мебели, с широким ложем посередине, на возвышении. Легкий ветерок колыхнул полупрозрачные тонкие шторы, и блеклый лунный свет выхватил из темноты огромную расписную вазу у стены. Промелькнуло легкое гибкое тело юноши, мягко ступающего босыми ногами. Из одежды на нем только короткая белая туника и тонкая полоска материи, удерживающая светлые кудрявые волосы. Он медленно и как бы неуверенно крадется к кровати, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Наконец, приблизившись, он присел, оперся рукой о край роскошного ложа и просидел так с минуту, глядя на спящего молодого человека, прикрытого лишь на бедрах сбившимся покрывалом. Камера крупным планом вывела на экран его хорошо сложенный торс, особенно задержалась на складках легкой материи, прикрывающей бедра, и спустилась к ногам, переходя на лицо притаившегося юноши.
Он сосредоточенно смотрит, приоткрыв рот, его дыхание становится неровным, он протягивает руку и осторожно откидывает покрывало в сторону. Молодой человек пошевелился, но не проснулся.
Камера крупным планом снова проходится по телу спящего, задерживаясь, естественно, на причинном месте, и возвращается к юноше, который уже поглаживает себя рукой под туникой...
Ромка никогда прежде не видел порнофильмов. В принципе, всю его жизнь из наблюдений за окружающими ему приходил только один вывод, что любовь – это то, что весьма вдохновенно изложено на стене инкубаторского туалета. Но он почему-то знал, любовь – это нечто иное. Знал даже тогда, когда красочные иллюстрации на грязной стене перестали быть для него абстрактными, а унижение и боль стали неотъемлемой частью его личной жизни. Правда, он никак не увязывал это святое чувство с... с сексом. Скорее, наоборот, секс всегда был в его понимании средством унижения, подавления, насилия. То есть это был инстинкт, конечно же, инстинкт, но... Являясь удовольствием для одного, он всегда был унижением и болью для другого. Именно так этот инстинкт проявлялся в интернате. Он много раз видел и испытывал на себе, как ребята издеваются друг над другом, и секс в этих забавах был формой насилия, способом показать свое превосходство. Поэтому-то каждый раз, когда потом кто-то к нему прикасался с подобными желаниями, у него просто перемыкало все в голове, становилось очень плохо, так что он не понимал даже, где находится и с кем.
Словом, секс был очень плохим инстинктом, плохим и грязным.
Но это не значило, что эта тема была ему не интересна. Хотя, если желания возникали у него самого, его это тоже пугало...
Ромка оглянулся на дверь, убавил на всякий случай звук, и подсел ближе к телевизору.
Камера то показывает обнаженное тело спящего, то лицо юноши, то въезжает ему под тунику, выводя на весь экран его возбужденный орган. Затем юноша вдруг отталкивается от кровати и выбегает из комнаты на освещенный луной двор. Садится среди какой-то зелени, навалившись спиной на стену дома, и снова начинает себя ласкать, сперва медленно, закрыв глаза, а затем яростно мастурбировать.
Следующий кадр запечатлел утро, молодого человека, по-видимому, завтракающего, и светловолосого юношу, прислуживающего ему, как своему хозяину. Затем день, какие-то дела, и тайные взгляды, от которых слуга не может удержаться.
Теперь при нормальном свете можно было хорошо разглядеть их обоих. Юноша вполне симпатичный, но Ромке не знаком, а вот в хозяине он с удивлением узнал Панина.
Из всей продукции, снятой Игорем Распутиным, этот фильм был одним из немногих, имевших кроме крутых откровенных сцен хоть какой-то связный сюжет. Он был снят на юге в ту пору, когда Сан Саныч еще только осваивал карьеру порно-звезды...
Ромка еще раз оглянулся на дверь и прислушался. Убедившись, что Панин занимается своим другом, вернулся к экрану.
И снова ночь. Тайно прокравшийся в хозяйскую спальню молодой слуга. Но, на сей раз, хозяин проснулся и только прикидывается спящим, наблюдая за юношей из-под приоткрытых век.
Ромка облизнул губы и открыл рот, представляя себя на месте несчастного слуги. Вот сейчас хозяин откроет глаза и схватит его за руку, а там кто знает, какое жуткое наказание его ждет...
Но на экране герой Панина вовсе не собирается его наказывать. Он притянул слугу к себе на кровать, нежно погладил по лицу, а затем они слились в поцелуе.
Герои на экране довольно долго предавались взаимным ласкам, нарушая тишину ночи шумным дыханием и сладострастными стонами, а потом блаженно уснули, взявшись за руки...
Ромка был в шоке.
Вообще, все, что он сейчас видел, в голове у Ромки не укладывалось. Почему генеральный делал перед камерой такие вещи, которые даже в виде словесного предложения всегда были грязным оскорблением? Предположить, что Саша просто сошел с ума, чтобы добровольно начать так унижаться, конечно, было можно, но как-то... не увязывалось с действительностью. Может, его чем-то заставили? Но отношение самого Саши к этому, очевидно, было не таким. Он был странно нежен и ласков... Просто нежен и ласков. Как будто так и должно быть.
И потом, в тот раз, когда Ромка случайно увидел их с Игорем... Им обоим все очень нравилось.
Так что, это не только способ унижать, но и...?
Ромка выключил видик, вытащил и спрятал кассету, чтобы Саша не узнал, что он ее смотрел, и нырнул в пастель под одеяло, натянув его на голову.
* * * * * * * * * * *
Солнечный зайчик, подрагивая, проскользил по потолку, спрыгнул на исписанную формулами школьную доску, перебрался на учительский затылок, и уже медленнее начал опускаться по спине. Десятый сборный, оторвавшись от тетрадок, внимательно следил за его движением, временами похихикивая. Марина Анатольевна толи действительно этих смешков не замечала, будучи увлечена объяснением очередной задачи, толи просто их игнорировала, и, как ни в чем не бывало, продолжала выводить никому не нужные формулы.
Шаловливый зайчик достиг обтянутых серой юбкой пышных учительских ягодиц и запрыгал с одной половины на другую. Класс взорвался хохотом.
Марина Анатольевна обернулась, сурово посмотрела поверх очков, должно быть надеясь, что один ее этот взгляд наведет в классе порядок, но, обнаружив, что магнетизм ее на сей раз не действует, схватила указку и принялась лупить ею по столу:
- Тихо! Тихо! Тихо!!!
Зайчик, оказавшись вместо филейной части чуть пониже учительского живота, замер, вроде как от удивления, затем очертил в воздухе круг почета и снова вернулся на то самое место. Ученики хохотали так, что не стало слышно могучего голоса Марины Анатольевны. «Химичка», еще не понимая причины смеха, шагнула вперед, и с размаху ударила по первой парте среднего ряда. Взгляд ее опустился, и проказник зайчик метнулся в сторону.
Но было поздно, он был замечен. Лицо преподавателя химии приобрело пунцовую окраску, глаза «повыпукливались», рискуя выпасть из орбит, а накрашенные морковного цвета помадой губы скривились в истеричном вопле:
- Ах, вы извращенцы поганые!
И озверевшая указка начала с силой опускаться на руки, плечи и головы моментально притихших учеников.
- Уроды тупоголовые! Пни безмозглые! Только на мерзости ума и хватает!
Славинского настолько мало интересовало происходящее, что когда указка опустилась на сгорбленные плечи его соседа, он невольно вздрогнул и посмотрел на педагога непонимающим взглядом.
- Выродки! – в последний раз крикнула Марина Анатольевна и отбросила указку в проход между партами. Для такого воспитательного процесса сил у «химички» оказалось маловато.
Рома повернул голову, проследил глазами за полетом воспитательного орудия, и медленно перевел взгляд на учительницу.
- Так, все! Я иду к директору и ставлю вопрос о вашем дальнейшем здесь пребывании! – нервно раздувая ноздри, Марина Анатольевна по-солдатски повернулась на каблуках и поспешно вышла из класса.
- Сука вонючая! – выругался Ромкин сосед, потирая ушибленное плечо. – П*** драная!
Класс снова начал оживать. Те, до кого экзекуция дойти не успела, посмеивались и обменивались шуточками в нецензурной форме. Битые громко ругались матом и желали педагогу таких сексуальных приключений, о существовании которых та, скорее всего, и не подозревала. Мальчишка, сидевший перед Ромкой, вырвал из тетради листок, нарисовал на нем голую тетку с огромными круглыми грудями, рядом заморыша с палками вместо волос и огромным мужским достоинством в полной боевой готовности. С другого бока он нарисовал еще двоих таких же «джентльменов», подписал внизу очень неприличную фразу и приколол все это произведение искусства на спину впереди сидящей девчонке, вытащив иголку из циркуля…
Славинский отвернулся.
Марин, Влад Марин, вот кто заботил его сейчас. Когда он уходил, обещал, что они встретятся сразу же, как только Ромка вернется в Москву. Но прошёл уже почти месяц, а о Марине не было ни слуху, ни духу. Ромка места себе не находил от тоски. Где он? Что с ним? В голову лезли ужасные мысли, что если он больше его не увидит? Что если его и правда отправили в тюрьму, или еще куда? Валеев мог, мог запросто. Ну, типа, я тут не при делах, вот ОДИН такой у нас завелся с наркотой, так я его на нары сразу. Чистенький я, типа, хороший и правильный.
Ромка поморщился. Ага, знаем мы, какой он правильный. Да Влад лучше него в миллионы раз! Да Влад... Он лучше всех!
Ну, где же он? Где? Неужели правда с ним что-то случилось?
Ромка все хотел спросить Панина, но все как-то не получалось...
- Шухер!!! – вдруг заорало тощее рыжеволосое существо, непонятно, какого пола. Но в общем гомоне его мало кто расслышал.
- Встать!!! – быстрой нервной походкой в класс вошел Панин – сегодня он был как никогда хорош. Подтянут, в отличном дорогом костюме, и волосы выкрасил в смоляной черный цвет, но ему идет так, правда, даже очень.
Ребята притихли, и, словно мыши при появлении хищника, расползлись по местам.
- Встать, я сказал!!! – рявкнул Сан Саныч.
Десятиклассники подчинились.
- Славинский, Руденко, Беляев, Зосимов, ко мне, живо! – приказал Панин.
В дверь просунулась небритая физиономия музыкального руководителя Карелина, огляделась, и, наконец, в класс просочился он сам - лысоватый помятый мужчина, чей возраст определялся с трудом из-за отекших щек и мешков под глазами.
- Пошевеливайтесь! – раздраженно прикрикнул Александр. Сергей поежился и встал у доски в некотором от него отдалении.
Трое из названных нехотя выползли со своих мест и понуро поплелись к своему директору, украдкой переглядываясь.
- А тебе особое приглашение?!. – Саша быстро подошел к Славинскому, схватил за шиворот и грубо толкнул его к доске. – Давай на выход!
- Вот, полюбуйтесь на них, Эмма Ва... – Марина Анатольевна уже вступила в класс правой, обутой в итальянскую туфлю ногой, но была бесцеремонна выпихнута назад напористым Сашей.
- Ой, извинте... – пробормотал он на ходу, но, не сбавляя скорости, понесся по гулкому школьному коридору, подталкивая ребят впереди себя.
- Вы видели?! Вы это видели?! – обернула учительница беспомощно - оскорбленное лицо к директрисе.
- Александр Александрович!!! – зычный директорский голос полетел вслед за Паниным, сотрясая стены.
Карелин кашлянул в кулак, постоял, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и, в конце концов, бочком вышел следом за своими.
- Бля, придурок долбаный, - оглядываясь на дверь, негромко выругался рыжий.
- А слышал, Марина посадили? - сказал его сосед.
- Марю? – уточнил рыжий.
- Его с наркотой заловили. Слышал?
- А –а-а…
Рыжий хмыкнул. По слухам, директор «одаренных» гонял своих, как Бог черепаху, и, судя по всему, влип Маря по самое это самое…
- Быстрей, опаздываем! – причин переполоха, на сей раз, было две. Во-первых, на несчастную Панинскую голову, и без того обремененную разными заботами, вдруг ни с того ни с сего свалилась проверка из комитета по делам молодежи. То есть вынь им теперь и положи хоть какой-то результат подросткового творчества. А где он его возьмет? После ухода Марина музыкальный спектакль пришлось свернуть, никто так и не смог исполнить его партию демона. Других мало-мальски сносных проектов у него не было, а «гениальный композитор» хоть и пребывал большей частью в состоянии явно неземном, но родить все чего-то не сподобился. То есть он что-то там записывал и репетировал с парнями, но готовой программы до сих пор не выдавал. И проблему эту надо было срочно решать, и хоть что-нибудь, но «комитетчикам» для обозрения предоставить. Вторая причина была приятной. Гламурный Рагозин снизошёл до переговоров, и Саша надеялся получить выход на новый серьезный уровень. Чтобы его «одаренные» не только Карелинские песенки пели, но и в модельный бизнес дорога была им открыта. У Славинского, например, для этого были все шансы. Зосимов с Беляевым тоже ничего. Руденко на рожу не очень, но фигура подходит под формат. Обучить, одеть, и на подиум. Рагозин модельер с именем, человек серьезный, и если он ребят возьмет, значит, и другие поверят, что дело стоящее. А там, глядишь, и серьезные люди от его пацанов не откажутся...
В студию они добрались быстро. Ребята, лениво почесываясь, разобрали инструменты, Славинский встал за синтезатор. Карелин, превозмогая похмельную головную боль, отрегулировал микрофон, раздал музыкантам какие-то указания. Те восприняли без вдохновения. Солист, Максим Беляев, переминаясь с ноги на ногу, взялся за микрофон.
Саша сел в кресло, закинул ногу на ногу. Распутин приземлился рядом, с разговором пока не приставал, видел – партнер серьезно озабочен.
Пауза затянулась. Саша нервно дернул ногой:
- Ну?!
Карелин вскинул руку ладонью наружу, мол, будь спокоен.
Наконец из-под пальцев Славинского послышались первые аккорды, нестройно мелодию подхватил гитарист, ударник застучал палочками, плохо выдерживая ритм.
Но Карелин, казалось, этой нестройности не замечал. Прикрыв глаза, словно получал неземное удовольствие, начал плавно дирижировать своим мини – оркестром.
Беляев выдержал положенное вступление и гнусаво запел:
Осторожнее это любовь
и ее никогда не принять вам такой,
но законна она, если это любовь и не важно к кому
Этот радужный мир,
мир где много чего, вам во век не понять
потому что другой
но тебя и меня примет с радостью он
потому что не сон, потому что не сон...
Нахмурившись, Саша вслушивался в текст.
Отгнусавив первую песню, солист затянул вторую все с тем же бесцветным выражением, хотя мотив был повеселее:
Просто так отдал тебе любовь ничего не требуя взамен...
В школе пусть все осуждают нас и пусть смеются вслед вовек им не понять...
Ты любовь оберегай от бед что будут на ее совсем ином пути...
Забросает камнями толпа
сбереги от них свою любовь
будут вслед кричать проклятья вам
потому что путь у вас другой.
Вас к себе не пустит этот мир
просто вы попали не туда
просто путь другой избрали вы
и будет так всегда.
Когда то, что Карелин выдавал за пение, закончилось, Саша встал. Чуть наклонив голову, подошел к автору.
- Это что? – спросил холодно и сухо.
- Что? – Сергей сразу напустил обиженный вид, едва уловил Сашино неудовольствие.
- Вот это что такое, я тебя спрашиваю?!
Карелин еще больше надулся и не удостоил его ответом. Отвернулся.
- Слушай, ты! – Панин, схватив за плечо, резко развернул его к себе лицом.- Совсем мозги пропил, педофил гребаный?! Я с чем на комиссию выйду?! С х*** этой?!
- Творчество, Саша... – начал Сергей обиженным тоном, но Панин гневно перебил
- Творчество?! Ты эту х*** называешь творчеством?! Ты сам хоть слышишь, что он поет, или у тебя уши отсохли?!
- Это у тебя душа отсохла! – Сергей гордо вскинул голову. – Творчество идет от души! Я пишу, как я чувствую, а по заказу я творить не умею!
- Да я ж тебя... – свирепо зашипел генеральный, но закончить фразу не успел. К микрофону подошел Славинский и чистым голосом запел без всякого аккомпанемента…
Панин не раз слышал уже, как он поет. Но на репетициях и в спектакле это звучало несколько иначе. Или это он воспринимал иначе? Ушами, как и всякий звук, как всякую музыку или песню. Теперь же Ромкин голос доносил некий сокровенный смысл прямо к сердцу, минуя разум. Ничего, вроде, особенного, Саша даже текста толком не разобрал. Но, странно, он его понял.
Карелин победоносно хмыкнул и отошел в сторону. А Панин еще несколько секунд стоял перед умолкнувшим Славинским и, казалось, все что-то слушал.
Тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и нарочито серьезно произнес
- Еще есть что-нибудь приличное?
Ромка вопросительно посмотрел на худрука.
- А ты думал, мы тут квакаем? – все с той же обидой отозвался Карелин.
- Лучше б ты квакал, - Саша повернулся к нему спиной, бросил на ходу – Подберешь еще таких парочку, чтоб к вечеру готово было! И этих своих хоть инструмент держать научи! Творец, бля...
Сан Саныч вышел с Ромкой на улицу. Предстояла какая-то встреча, Славинскому было все равно, он просто плелся за Сашей с Игорем, думая о своем.
Теперь время не поджимало, идти было не далеко и они шли пешком. Сан Саныч обсуждал по дороге дела с компаньоном, покупку какого-то тренажерного зала, и на Ромку внимания не обращал. Прошли мимо девятиэтажки, мимо магазина с большой красочной витриной, пересекли сквер и свернули во дворы. Новые дома стояли здесь вперемежку с облупленными «хрущевками» и совсем древними двухэтажными коммуналками. Во дворе какой-то не очень опрятной школы двенадцатилетние пацаны жгли костер, пересмеиваясь и отпуская в адрес знакомых девчонок матерные шуточки. Две их ровесницы стояли тут же, с раскрашенными, как у кукол, лицами, и в сапогах на высоченных шпильках, скорее всего маминых.
Панин совсем не обратил на них внимания, прошел дальше, а Ромка притормозил. Из этой толпы шел тихий, почти не слышный протяжный писк.
Ребята загоготали. Писк повторился и постепенно нарастая перешел в жуткий, душераздирающий вой. Теперь уже и Панин остановился. Славинский подошел ближе и, выкрикнув что-то невнятное матерное, растолкал малолеток. Сан Саныч видел, как он выпнул что-то из огня, какую-то коробку, и звук, по-видимому, шел оттуда.
- Рома! Мать твою, куда понесло?
Славинский присел на корточки, попытался отколупать крышку старого почтового ящика. Обжегся и, обернув ладони рукавами куртки, повторил попытку. Внутри что-то истошно орало и билось. Наконец, ему удалось отодрать раскаленную металлическую крышку, он сунул руку внутрь, но сразу же резко одернул, вскрикнув.
- Славинский! – Панин пошел за ним.
На руке, вцепившись когтями, висел крохотный котенок. Оказавшись на воздухе, он не переставал орать. Ромка хотел взять его другой рукой, но обезумевший от ужаса зверек еще сильнее вцепился в руку. Выступила кровь.
Славинский вдруг с силой тряхнул рукой, сбрасывая животное на землю, вскочил, и, сжав кулаки, накинулся на подростков. Он бил их, пинал, в каком-то исступлении молотил кулаками. Схватил одного из них и сильным толчком отправил в огонь.
Панин подбежал, обхватил руками, но Ромка вывернулся, и начал пинать упавшего парня по чему попало.
- Да прекрати ты! Рома! – напрасно Сан Саныч его оттаскивал, Славинский словно обезумел. Рычал, кричал, сверкая глазами, кидался в драку. Подоспевший Игорь помог удержать его, пока подростки не разбежались.
Славинский хрипел, пытаясь вырваться, а потом заплакал.
- Черт! Вставай! Вставай, я сказал! – Сан Саныч поднял его, поставил на ноги, но Ромка рыдал, закрывая лицо руками, и снова падал.
- Ну, все, тихо, – поняв, что руганью он ничего не добьется, Александр обнял его, прижал к себе, погладил по спине – Все, Рома, успокойся.
Распутин стоял рядом, растеряно наблюдая.
- Пойдем. Ну, все уже. Прошло все, пойдем, – дождавшись, когда рыдания Ромкины стихнут, Панин заглянул ему в лицо.
Славинский послушался. Сан Саныч повел его за руку к автостраде.
- Поймай машину, - негромко попросил Игоря.
Распутин удивился. Ну, надо же, Сашка не орет, не сотрясает воздух пятиэтажным матом, не гонит пацана пинками, и в грубой форме не отдает приказы.
Славинский всхлипывал еще, пока ехали до дома, потом окончательно притих. На лице явственно проступал синяк, рукав куртки был порван. Вид живописный, одним словом. Сан Саныч был в бешенстве, но тщательно скрывал свое состояние, говорил тихо и коротко. Распутин прекрасно понимал его – такая встреча сорвалась. Да Сашка столько добивался этого, и вот, все коту под хвост. Не удивился бы, если б он прибил этого припадочного.
- Ладно, проконтролируй там наших, - попросил Панин, когда подъехали.
- А... – Игорь кивнул на Славинского
- Сам виноват. Знал, с кем иду, надо было машину брать.
- Так что теперь, его на улицу нельзя выпускать, этого придурка? Пока он всех не поубивал.
- А их и надо поубивать.
Игорь бросил недоуменный взгляд.
- Я б убил. – добавил Саша.
Распутин неопределенно хмыкнул. Проводил друга взглядом, пока тот не скрылся с Ромкой в подъезде и назвал водителю нужный адрес.
А что я, собственно, о нем знаю? – подумал о Панине. Выходило, что не очень много.
В неполных двадцать два, сразу после армии, Сашка Панин приехал в Москву на попутном товарняке. Понятно, что в Столице его никто не ждал, податься ему особо было некуда, и идей каких-то у него тоже не было. Первое время Панин элементарно пьянствовал с местными бичами в одном из подмосковных поселков. Благо был май, и впереди еще целое лето дарило тепло и беспечность. Собирал бутылки, временами подрабатывал дворником. Словом, прожигал свою жизнь, бездарно и никчемно.
Однажды Сашка предпринял попытку петь под гитару, где-то им спертую. Денег этот вид деятельности, естественно, не принес, зато доставил неприятности и конфликты с местной милицией. Прописки в ту пору у господина Панина не было, не то что Московской, а вообще никакой. И после очередной «неприятности» изрядно побитый Саша был вынужден вернуться в уже ставшие родными подмосковные подворотни.
Все же, промысел этот принес ему свою пользу, хоть и другого рода. Как-то раз, когда Панин мучил гитару и уши прохожих, неизвестный гражданин, каким-то чудом разглядев в потемках Сашкину смазливую физиономию, подошел и очень просто предложил… ему отдаться. Надо сказать, что разного рода церемонии и щепетильность Панин давно уже вышвырнул из своей души за ненадобностью. Да и, что греха таить, этот вид любви не был для Сашки неизведанным...
На жизнь же он смотрел, как на поле боя, и в войне за место под солнцем правил никаких не признавал. Поэтому он ни сколько не возмутился, и вместо того, чтобы кинуться бить морду, над предложением задумался. Его интересовали исключительно материальные блага, и для их достижения он не побрезговал бы ни чем.
Следующим шагом в покорении Паниным столицы, если это можно так назвать, стал выход его «на панель». То есть на трассу. Выбор, конечно же, у него был. Александр и сам прекрасно это понимал. Причем выбор этот был у него всегда. Можно было вернуться в свой зачуханный городок где-то в Ставропольском крае, где он вырос, пойти на стройку по своей непосредственной специальности, или попробовать податься куда-нибудь на заработки тяжелым неквалифицированным трудом. О том, чтобы втереться в какую-нибудь банду и промышлять рэкетом не могло быть и речи – у них тут своих желающих, как собак нерезаных. Но Александр хотел остаться в Москве и заработать себе все быстрее и проще. Оставался один вариант – то есть собственной задницей. Участь уличной московской проститутки устраивала его больше, чем профессия ставропольского строителя.
Случалось, под видом «жаждущих любви» его запихивали в машину некие бравые ребятки, увозили на свалку и, вырвав серебряную серьгу вместе с ухом, там «воспитывали». Панин приползал «домой», отлеживался, а когда немного сходили синяки, снова выходил «на работу».
Вот там-то, на этой самой «работе» Игорь его и встретил однажды промозглым осенним вечером девяносто третьего. Он и сам не понимал, чем привлек его этот русоволосый парнишка, будто бесцельно вышагивающий по обочине. Подъехал, спросил, как обычно спрашивают:
- Че стОишь?
- Минет пять, секс десятка.
- А с десятки жопа не треснет? Пять за все, устроит?
Так вот и сторговались.
Опробовал Игорь его тут же, за углом, прямо в своей машине. Ничего особенного парень вроде бы и не делал, Распутин в свои тридцать с лишним видывал и погорячее. Но Сашка не просто покорно отдавался его рукам, он делал это с такой неподдельной страстью, с такой жадностью до ласки, что это невольно трогало.
Игорь «купил» его еще несколько раз, а потом предложил сниматься в порно. Это было «повышением» в Сашкиной продажной карьере. И в деньгах он существенно выигрывал, что было для Панина не последним аргументом.
Дело свое Распутин знал (еще бы, с детства им занимался), так что порнопромысел у Игоря шел хорошо. В деньгах он Панина не обижал, и в любви ему не отказывал. Впрочем, «любви» у Сашки тут было более чем достаточно. И чем извращеннее был «сюжет» фильма, тем больше была оплата. Затем стали поступать предложения скрасить досуг некоторых «особенных» любителей, и Саша с готовностью на это откликнулся.
Дальше Александр не зевал. Мило улыбаясь (а это у него очень здорово получается), он заводил нужные знакомства, однако порно, как промысел, не оставил. Просто теперь он продавал любовь избранным и под видом взаимности. И ему уже не платили. Его одаривали.
Очень скоро Александр встал на ноги настолько, что из восходящей порнозвезды переквалифицировался в сутенера. Купил себе квартиру. А после того, как вместе с Игорем провернул одну милую аферку, купил и казино. Проехались по известным местам на трассах, перекупили особо красивых пацанов у местных сутиков, и начали работать. Заведение сразу оформили на Игоря, хотя деньги вложили поровну, и Саша никогда не пытался проверить, действительно ли прибыль такова, как говорит ему партнер. Распутин просто отсчитывал ему процент и недоверия никогда не видел. Все текущие дела вел в основном Игорь. Но если что-то случалось, Саша впрягался тут же и вместе с ним разруливал ситуацию. Еще не было случая, чтобы Саша отстранился от проблем, даже с появлением его собственного дела – студии «одаренных».
С другой стороны, за три года довольно близких отношений Игорь усвоил, что не смотря на податливость в сексе, характерец парень имел не дай Боже. Очень скоро Панин стал лидером в их отношениях и нередко навязывал Игорю свои правила. До беспредельности упертый Сашка действительно готов был пройти по головам, если чего-то ему было нужно. В обращении был обычно напорист и груб. Порой до бесшабашности рисковый, но в то же время осторожен и расчетлив. Игорь знал, Сашка легко кинет его, будь на то особая выгода. И все же, не смотря ни на что, он ему нравился.
Распутин попытался было привязать к себе молодого любовника и компаньона, раскрутить на чувства, чтоб быть более в нем уверенным. Но, увы, в душу себе Сашка никого не впускал, даже тех, с кем спал.
Он был немногословен, хотя мог и пошутить и разговор поддержать, настоящие свои эмоции выражал редко и практически ничего о себе не рассказывал. Например, Игорь ничего не знал о его жизни до приезда в Москву. Вернее, знал только две вещи, как факт – Александр отслужил в армии и был детдомовским. Подробностей никаких. Это обстоятельство наводило на мысль, что было в Сашкином прошлом что-то такое, о чем тот не хотел вспоминать. Игорь даже пытался его специально разговорить, не раз заводил разговор на эту тему. Но Саша никаких обид или вообще эмоций по этому поводу не проявлял и оставался спокоен. Так, по крайней мере, казалось. В конце концов, Распутин решил, что у парня просто от природы жесткий и неразговорчивый характер.
Однако, в последнее время Панин неуловимо менялся. Вроде ничего конкретного, но толи в глазах что-то такое промелькнет, толи в голосе, толи черт его знает... И это настораживало.
Распутин докурил сигарету почти до фильтра, пока не начало жечь пальцы, чертыхнулся и выбросил окурок в окно на дорогу...
Сан Саныч открыл дверь ключом, пропустил Ромку вперед в квартиру. Славинского все еще трясло, хотя истерика уже прошла, и он больше не плакал. Подтолкнув парнишку к дивану, Саша молча подошел к окну. Он тоже постепенно успокаивался, но настроение было безвозвратно испорчено. Требовалось отзвониться ожидавшему их Рагозину, придумать уважительную причину, извиниться. Возможно, удастся перенести встречу и все еще уладить, но звонить не хотелось. Выслушивать нравоучения и поучения, как дела делаются и как не делаются, будто он последний школьник - приятного мало.
Ромка сел, опустил голову. Он чувствовал себя виноватым, из-за него у Саши что-то такое важное обломалось. Честно говоря, он ожидал ругани и мордобоя, но ничего этого не было, хотя Панин и злился.
- Я просто... - начал Ромка оправдываться и осекся. Поднял на Сашу глаза – Прости, пожалуйста.
Панин медленно обернулся. Было трудно разобрать, что выражал его взгляд, и что он чувствовал, Ромка тоже не смог понять.
Они смотрели друг на друга с минуту, затем Панин отвел глаза и вышел из комнаты, так ничего и не сказав.
Можно было вздохнуть облегченно – наказывать его не собираются, но Ромке все равно было не по себе. Он встал и, пересилив страх и неловкость, пошел вслед за Сашей.
Генеральный сидел на кровати, задумчиво уставившись в мягкий пушистый ковер под ногами. Рома вошел в его комнату, сел рядом. Заговорил не глядя:
- Я еще маленький был... Еще до школы. Они заперли меня в сарае в шутку. И подожгли. А потом убежали. Там все горело, а я вылезти не мог... Я не специально, просто... Ну, как будто я снова там... Везде огонь и...
Саша повернул к нему лицо:
- И как ты выбрался?
- Сторож вытащил. У него там покрышки ворованные спрятанные лежали. Он за ними полез и меня вытащил.
Панин чуть скривил губы в усмешке.
- Я не специально... – снова сказал Ромка.
- Я понял.
Александр поднялся и ушёл на балкон. Звонить Рагозину.
Набрать нужный номер он не успел. Мобильный дрогнул в руке и залился трелью. Что ж, вот он и сам, - подумал невесело.
- Саш, ты мне нужен. – Голос Распутина удивил. Сдержан, но с нотками невысказанной паники.
- Что там еще? – Господи, как ему все надоело, то понос, то золотуха...
- Приезжай, - вместо ответа не просьба - требование.
Панин сбросил звонок. Быстро, но не торопливо прошел в коридор, схватил куртку, ключи от машины с трюмо. Отзвониться Рагозину решил по дороге. Ромке ничего не сказал, хлопнул дверью.
Это было обычной его манерой, но сейчас почему-то Ромка почувствовал смутную тревогу. Или Панин это чувствовал, а он только уловил его эмоцию? Славинский закрыл глаза, стараясь вернуть в памяти прошлое мгновение. Да, что-то не так...
В казино прикатил в течении получаса. Довольно быстро, если учесть, что заведение находилось в другом конце города.
Игорь нервно курил на крыльце. Увидев Сашкину машину, щелчком отбросил чинарик, сбежал вниз, навстречу.
- Саша!
Мужская истерика друга Сашу не интересовала. Еще подъезжая, он обратил внимание на разбитые стекла в верхнем этаже, следы копоти вокруг окон.
- Мать твою...
- Все к чертовой матери, Саша! Все сгорело! Все!
Игорь вцепился в рукав, потащил к зданию, другой рукой то и дело утирая лицо.
Внутренний погром впечатлил еще больше. От былой роскоши остался обугленный хлам, с трудом напоминавший мебель. Тесненные золотом обои исчезли в прожорливом пламени вместе с дорогим напольным покрытием.
Саша только рот открыл, не в силах выразить эмоции. Зато Игорь выражал их по полной. Колотила нервная дрожь, не легчало даже от водки и поминутно изрыгаемых матов.
Панин прошел по залам, мрачно оглядывая черные стены, спустился в цоколь. Огонь побывал и здесь.
Нетронутым в «Арбалете» не осталось ни единого стула. Размер предполагаемого ущерба был астрономическим, но в настоящий ужас приводило не это. Как выяснилось, несколько пацанов задохнулись в дыму, отсыпаясь в подвале после «трудовой» ночи.
- Это п***, Сашка! Полный п***! - Игоря раздражала напускная Сашкина непроницаемая холодность. – Три трупа у нас! Три! Ты понимаешь?!
Панин понимал и очень хорошо. Ладно, если менты довольствуются их объяснениями. А если нет? Начнут копать, клиентов опрашивать... Черт знает, до чего они могут докопаться.
- Тебе что, тесть будущий прокурор! Отмажет, Вася не корябайся! – все больше заводился Распутин – А мне какую статью впаяют, знаешь?! До зоны не доживу с такой статьей, в камере насмерть зае***!
Как «любят» урки насильников и педерастов, сейчас даже младенец знает. А уж сутенера...
Сашка промолчал. Тесть прокурор... Да пальцем тесть для него не пошевелит! С самого начала, пердун старый, был против Ленкиного выбора – подцепила прощелыгу без роду, без племени. И Ленка сама такая, вся в папу – семья у нас порядочная, на худой кобыле не подъедешь. Послать бы их с таким отношением. Интеллигенты херовы! Но Сашку это только распаляло больше. Не похоть – злость. Вам придется меня уважать! И любить, суки, вы меня будете!
- Что ты молчишь, Саша?! – Игорь уже не выдерживал. – Чурки поганые, заплатить надо было! Ты же все...
- Думаешь, чурки? – перебил Панин.
- А кто?! Нае*** ты их с «крышей», вот тебе...
- А как они узнали?
- А они дураки, по-твоему?!
Саша неопределенно пожал плечами, повернул назад. Кавказцы, реально, могли...
- Ладно, поехали. Все равно тут уже... В кабак, может, по стопке раздавим?
Игорь обреченно махнул рукой. В кабак - так в кабак.
Сашка сбежал с крыльца к машине, бросая через плечо краткие распоряжения. Игоря бесил его тон, но он стерпел, промолчал. Плюхнулся на пассажирское место, не в меру сильно дернул ремень безопасности.
Панин в последний раз холодно глянул на бывшее их казино. Его спокойствие было только внешним, внутри бушевала такая стихия, что Распутин с его истерикой и рядом не валялся. Это был практически единственный их источник существования! Говорил же Игорю, страховать надо было, со страховки хоть как-то бы поднялись, а теперь... Сашкина студия «одаренных» еще не на столько стояла на ногах, чтоб приносить нормальную прибыль, и была нужна, скорее, для статуса, чем в качестве бизнеса. Впрочем, сейчас эта студия осталась единственной, откуда можно было выкачать хоть какие-то деньги на первое время... Бля, а ведь еще утром хотели спортклуб купить! Твою мать! Неисповедимы пути, как говорится...
Ехать с Паниным по шоссе было проблематично. Вот он, по обыкновению, объехал впередистоящие машины, распугивая с тротуара прохожих, и рванул вперед, не взирая на красный свет. Бабульлка – божий одуванчик, шарахнулась в сторону.
- Саня, блядь, ты светофор видел?! – заорал Распутин, оглядываясь на оставшуюся позади старушку.
- Гидэ? – Панин изобразил кавказский акцент.
- В п***!
- Не, там не видел.
С каким бы удовольствием Игорь заехал ему по уху! Но вовремя сдержался, все-таки Сашка был за рулем.
- Черт тебя дери, Саша, ты так разобьешься когда-нибудь.
- Спасибо за заботу, - Панин отозвался грубо.
- Молодой ты еще, ни хера... – не успев закончить свою мысль, Распутин съежился, прижался к дверце. Сашка подрезал грузовик и выскочил на поворот перед самыми колесами. – Мать твою, на х***! Ты чё творишь, падла?!
Панин не ответил. Продолжал нестись на той же скорости, как ни в чем не бывало.
Игорь не выдерживал. Обхватил голову руками, сжал виски. Хотелось выть, орать матом, молотить кулаками направо и налево. Это у него, у Сашки, есть еще «одаренные», есть куча авантюрных идей в башке, и, самое главное, молодость, дающая надежду, что у тебя все еще впереди. А у Игоря ничего больше нет. Он все влупил в это чертово казино! Все, абсолютно все! Ну, или почти все... И куда ему теперь? Не на панель же в тридцать-то пять.
Всю жизнь, с самой своей ранней юности Распутин занимался порно. И даже не ради денег. Денег ему хватало. Игорь вырос в семье министерского чиновника с сельскохозяйственным уклоном. Золотое детство, золотая юность. Самые лучшие учебные заведения, занудное, но престижное общество номенклатурных совков и их одуревших от вседозволенности драгоценных детенышей. И чем еще было удивлять эту кодлу, как не крутой порнухой? Приходилось покрутиться, чтобы достать эти смачные фотки. Это сейчас в каждом киоске журналы с голыми телками, в каждом переходе видео на любой вкус. А тогда, во время развитого совдепа, само слово «секс» вызывало стыдливый румянец, а любое его проявление у несовершеннолетних нещадно каралось. Зато какой неподдельный интерес он читал в глазах этих «золотых» сверстников, когда раскладывал перед ними очередные снимки на подоконнике школьного туалета. И уважение к своей персоне.
Все было замечательно, если б не один нюанс. Игорь начал замечать за собой определенные странности. Сам он, разглядывая запрещенные снимки, пялился не на женскую промежность или налившиеся силиконом груди, а на гордо вздыбленные мужские достоинства. Но это еще не все. Воображение рисовало ему умопомрачительные сюжеты, когда перед ним стелилась не томная деваха, а парень, и это было восхитительно - чувствовать свое над ним превосходство. От этих мыслей в штанах становилось колом, приходилось зажиматься, чтоб никто не увидел. Зато дома, ночью под одеялом, он давал волю и своему воображению и своим рукам.
Женские же органы вызывали в нем мерзкое отвращение, поэтому все фотки, на которые «развлекался» сам, он изрезал ножницами, отсекая от волнующих плоть мужиков их портящих всякий кайф подружек. Естественно, свою странность он всячески скрывал, и очень страдал от этого, особенно в более старшем возрасте, когда сверстники уже вовсю кувыркались с телками. Он даже им завидовал. Ведь чего проще – подойти к девушке, познакомиться и при взаимной симпатии заняться самым интересным делом, какое только бывает на свете. И никто не посчитает тебя извращенцем, не начнет оскорблять, не сделает из тебя изгоя. Ему же любовные утехи были заказаны. Ну, в самом деле, как подойти к парню? О существовании в природе таких же ненормальных Игорь знал, но где их найти? Не спрашивать же всех подряд – эй, ты, случайно, не гомик?
В институте проблема вроде бы решилась. Приглядываясь к сокурсникам, и не только, Игорь научился вычислять склонных к «голубой» любви. Затем узнал, где в Москве можно с такими познакомиться. И все же, Игоря заводил не просто однополый секс, а с изрядной долей грубости, и такое редко нравилось его партнерам. Чаще приходилось себя сдерживать. Но и отрываться по полной доводилось. Некоторые показывали ему такие выкрутасы, что даже в самых откровенных фантазиях он не мог себе представить.
Его все устраивало, деньги, дорогие рестораны, молодые красивые парни. К женщинам его отношение было особым.
Игорь вполне понимал, если кто натурал, можно перепихнуться с бабой, расслабиться в удовольствие. Или держать ее в качестве жены, чтоб детей рожала, занималась хозяйством. Но чтоб мужик до привязанности к ней опускался, чтоб в откровенность с бабой впадал, или того хуже, верность какую-то ей блюсти начинал – это было для него дикостью. Да, мать вашу, он же мужик – существо САМОДОСТАТОЧНОЕ! Он для себя живет, понимаете, для СЕБЯ! Хочу е*** ее сегодня, завтра другая понравилась – другую вые***, он на то и мужик, чтоб ни перед кем не отчитываться, жить для себя и по своему усмотрению. Дружба, настоящие отношения могут быть только с мужчиной, равным ему, таким же, как он сам. Ну, не с бабой же! Игорь откровенно презирал мужиков, бегающих за какой-то конкретной тёлкой и испытывающих к ней какие-то чувства. Мужик должен быть независим от бабской юбки. Одна баба выеживается – бери другую. Кого вые*** всегда найдется, а для этого сучка и предназначена. Вот древние греки – люди мудрые. Бабы у них наследников рожали, а любовь и отношения настоящие были между мужчинами.
Сашка, как будто, разделял его взгляды на жизнь. Может, и не в полной мере, но Игоря понимал.
Все это время Распутин продолжал промышлять порнухой. Потихоньку начал снимать сам. И не только фото, но и видео. Все, что представлялось ему в юношеских фантазиях, теперь он воплощал в сценарии и снимал на камеру. Потом появились единомышленники, порнопромысел был поставлен на поток и быстро расцвел, принося очень неплохие деньги.
К тридцати пяти годам Игорь стал настоящим профессионалом в секс - индустрии. Он держал девочек и мальчиков на любой вкус и знал о сексе абсолютно все. Сопляк Сашка Панин в этом смысле ему и в подметки не годился.
И вот все рухнуло. Сгорело в одночасье. Не нужно было ему это сраное казино, с самого начала не нужно. Его и без того все устраивало. Это Сашкина идея. Ему, молодому да прыткому, все что-нибудь посолиднее подавай. Чтоб не просто салон был с телками и парнями, а чтоб настоящее казино и притом не последнего качества. Сколько денег в это заведение вбухали, это ж мама дорогая... Впрочем, Игорь против этого не возражал. Казино потребовало огромнейших затрат, но и прибыль приносило не в пример большую, чем любой «массажный» салон...
-Уууу... – Распутин взвыл, сжимая голову руками, уперся лбом в переднюю панель.
Александр вывернул руль, притормозил у обочины. Достал сигареты из бардачка, чиркнул зажигалкой. Черт бы его побрал с его спокойствием...
- Игорь... Не надо, слышишь? Выкрутимся. Наскребем «капусты», заново все отстроим. Или вон в спорткомплекс вложимся. Еще лучше будет...
- Ты не понимаешь! – На Распутина жалко было смотреть, происшедшее деморализовало его полностью. – На хребет свой мы наскребем, а не капусты!
- Игорь... – Саша отвернулся к окну, выпуская струйку сигаретного дыма.
- Да стоит только проболтаться кому...
- Да кто будет болтать? Кому это надо, Игорь, ты что? Клиенты сами не меньше тебя за свой зад трясутся.
- А персонал? Охрана? Пацанов остальных если найдут?
- Ладно, давай так, если будет что, на меня вали. Первый зал твой, второй мой. Пацаны мои, что почем ты знать не знаешь. На тебе финансы были, я все остальное.
- Это ты сейчас такой смелый. – Игорь провел ладонями по лицу, будто пытался стереть напряжение. - А закроют на часок к уркам в камеру, сразу запоешь...
Саша обернулся резко, порывисто. В глазах изумление, упрек, сожаление. Будто он, Игорь, не понимает самую простую и очевидную вещь. Но словами не выразил. Дернул передачу, и уже не глядя на друга вернулся на дорогу...
продолжение следует... _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Пт Дек 14, 2007 8:04 am Заголовок сообщения:
Не плакай, Анечка. Все будет хорошо. Вика тебе привет передает. Вчера звонила. У них все нормально. Она потом сама расскажет. _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Сб Дек 15, 2007 1:49 am Заголовок сообщения:
НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ (продолжение)
... Мобилизовав последние финансы, Александр спешно перекроил старые группы. Отобрав самых форматных, на скорую руку заключил контракт с модельером попроще (надо же с чего-то начинать) и начал усиленную муштру – пластика, фитнес, дефиле. Профессиональный стилист сжирал немыслимые бабки, но Панин не поскупился, и ко всему прочему его парней начали мучить депиляцией и уроками по макияжу и формированию вкуса...
...Славинский вернулся в группу...
А в группе все, словно сговорившись, продолжали издеваться.
- Э, Клава, ты чё пол так х*** вымыл? Вон под моей кроватью пыль! Смотри, бля, щас ведро на башку надену!
- А унитаз, чё, ваще не мыл?! Чё, мордой давно не тыкали?!
Бить было нельзя, за порчу экстерьера могло и нагореть, но обливать грязной водой, плевать, пинать, мочиться на голову, когда он спал, гадить возле его кровати, и просто оскорблять словами – всегда пожалуйста. Не каждый день, правда, иначе Ромкина жизнь была бы совершенно невыносимой, но и не такая уж это была и редкость. Положение усугублялось еще и тем, что выздоровевший Димка оказался с ним в одной группе.
Дмитрий ненавидел Панина. Это понятно, Ромка и сам бы его ненавидел на Димкином месте. Но Панин был для него недосягаем. А Ромку Дмитрий считал почему-то его любовником, ведь Ромка у Панина жил тогда дома. На нем и отыгрывался. А остальные с готовностью поддерживали все его выходки. И никуда не денешься. Пожаловаться? Кому?! Администратором-то Валеев...
Вот, легок на помине... Роман отвернулся, макнул тряпку в ведро и стоя на карачках принялся тереть обгаженный пол возле унитаза.
- Работаешь? – Артем Валеев встал за спиной. – Это хорошо. Труд, знаешь ли, из обезьяны человека сделал. Из пидора, конечно, человека сделать трудно, но будем надеяться.
Понаблюдал несколько секунд молча и снова:
- А что вода такая грязная, ты ее не меняешь, что ли? Не хрен мне грязь развозить!
И пнув ногой по ведру, опрокинул его на бок.
Грязная лужа мгновенно растеклась по полу, промочив Ромкины колени.
- Давай, давай! Пошевеливайся!
Роман отжал тряпку и принялся утирать разлитую воду. Когда почти уже все вытер, Артем снова пнул по ведру с каким-то садистским удовольствием. Все началось сначала.
Ребята молча наблюдали за своим администратором. При нем они не смеялись, но стоило ему уйти, как тут же Димка придумывал очередную пакость. Валеевское опрокидывание ведра по сравнению с их шутками было цветочками. Хотя, если вспомнить, как жил Ромка раньше, еще в интернате, когда его еще и били постоянно и насиловали, все это казалось просто ерундой.
Сегодня Валеев, однако, уходить не спешил. Дождался, когда Роман все вымоет начисто в туалете, подошел ближе:
- Не надоело еще? – спросил вкрадчиво. – Я говорил тебе, поласковей со мной надо. Сидел бы теперь на диванчике, телик посматривал. Не слушаешься. Смотри, не поздно еще все исправить. Я не злопамятный, прощу, если попросишь.
Ромка молчал. Лучше под автобус, чем к Тёме в объятия.
- Думал, у Панина отсидеться? – Артём усмехнулся. – А на хрен не нужен ты Панину. А мне ты нужен. Будешь со мной дружить и жить будешь прилично. Не будешь, смотри, все это раем тебе покажется.
Опять пугает... Да, этот может, опять подкинет ему наркоту или еще что-нибудь такое устроит. И все тогда, не будет Панин церемониться, закроет его в тюрьму или в психушку.
- Имей в виду, долго я ждать не буду. Последний шанс тебе даю. А будешь таскаться к Марину, так мне и его достать не проблема...
Ромка смотрел в пол и молчал. Не мог он быть с Валеевым. Просто не мог...
* * * * * * * * * * *
- Здорово, - он возникает внезапно, словно из-под земли.
- Влад? А... – от неожиданной радости Ромка не знает, что сказать, и только растеряно хлопает глазами, да скалит зубы в глупейшей улыбке.
- Я говорил, что приду. Вот.
- Я тебя ждал. – Роман послушно идет рядом с другом. А сердце прыгает и поет «Пришёл! Пришёл! Он пришёл!»
- Как жизнь?
- Нормально, - ему не хочется говорить, как есть. Незачем. Да и еще нытиком посчитает. Лучше просто смотреть на него и слушать.
Влад говорит что-то, так, ни о чем. Да это совсем не важно. Пусть он хоть что говорит, главное, что он тут, рядом...
- Ну, что, за встречу? – Влад покупает бутылку «Пшеничной» в киоске. – Может, ко мне?
- Да... – Ромка на все говорит «да», что бы он сейчас ни предложил, на все будет согласен.
- Слушай, у меня тут проблемка одна нарисовалась. У тебя деньги водятся?
- Ну... есть маленько...
- Ладно, пошли, перетрем потом...
Маша взяла со стола большой кусок торта и запихала его в рот, чтобы не отвечать на вопрос. Она уже сожалела, что пришла сюда. Марина дома не было, зато она угодила в компанию двух юных проституток, которые тут же окружили ее заботой и непрестанным потоком различных сплетен и россказней о своём нелегком труде. Они снимали комнату в той же квартире, что и Марин, и их навязчивого общества было не избежать. Рассеяно слушая трескотню о превратностях любви и старательно пытаясь не покраснеть от коварных вопросов об их с Мариным интимной жизни, Маша давилась тортом, поглядывала на часы и выгадывала момент, когда можно будет благополучно сбежать, не вызвав при этом обиды новоиспеченных подружек.
- Я почему-то считала, что он голубой, - заметила простодушно Кристина, довольно красивая девушка с до бела вытравленными пергидролем кудряшками.
- Не-е, это не Марин, это Славинский голубой, - поправила ее Юля, грудастая южная брюнетка.
- Какая разница, если он с ним спит? – резонно парировала Кристина.
- Нет, он и с бабами спит. Голубой – это который только с парнями.
Маша перестала жевать и уставилась на девушек, приоткрыв рот:
- Кто с кем спит?
- Марин с Славинским.
- Нет, это Славинский с Мариным! – снова поправила Юля.
- Ой, да какая разница!
- Как это? Славинский с Мариным?– Маша вытаращила на них глаза.
- Нет, Пушкин, блин. – Кристина взяла сигарету, закинула ногу на ногу и закурила, картинно оттопыривая палец.
- Славинский спит с Мариным, - спокойно подтвердила Юля.
- Как это?
- Ну, так. Он же голубой.
- Кто?
- Славинский.
- Какой голубой?
- Ну, голубой, педик, с парнями который трахается.
Спрашивать снова «А как это?» Маша не стала. Все это казалось ей бредом, или, скорее, дурацким розыгрышем.
Кристина, однако, не успокоилась. Стряхнув пепел в консервную банку, она наклонилась поближе к Маше и доверительно сообщила:
- Это уже все знают. Они же у нас все время сидели. Славинский ему постоянно в любви объясняется.
- Кому? – Маша все-таки задала идиотский вопрос, настолько невероятным казалось ей это все.
- Владьке Марину. Ну, он его сначала одергивал, «следи за базаром» и все такое, ну, чтоб при посторонних не говорил. А потом все уже привыкли, и он тоже его затыкать перестал.
Маша молча хлопала глазами.
- Не веришь? – спросила Юлька, - Сама посмотрела бы на них. Они же все время вместе были, Марин его защищал всегда, как будто он его девушка...
- Конфетками кормил, - вставила Кристина.
- Ага, - Юлька фыркнула, - дает ему конфетку, прикинь, а сам с другой стороны откусывает, будто целуется...
- Ну, может, они и целовались, я что, на них же все время не пялилась, - снова сказала Кристина.
- И ночевали они у нас оба...
- Ма... Марин? – обреченно переспросила Маша.
- Ну, со Славинским. В той комнате, в маленькой.
Маша помолчала, мысленно переваривая информацию, и шмыгнула носом.
- И что мне теперь делать?
- Ну, Марин же с бабами тоже может, - не поняла ее паники Юлька.
Маша опять шмыгнула носом. Надо же, голубой... Ее Марин с этим Славинским...
- Так он, что, врал мне все время?
- Кто?
- Что врал? – почти одновременно спросили девчонки.
- Он говорил, что меня любит... А сам... Со Славинским...
Девушки переглянулись:
- Ну, может, он правда любит...
- Он же уже со Славинским давно к нам не приходил...
- Да, больше месяца уже...
Маша удрученно покачала головой:
- А вы не врете?
- Да бля буду! – с видом патриотки поклялась Кристина.
- Слушай, да ну их всех на фиг, еще реветь из-за них... – попыталась утешить Машу Юлька.
- Они все врут, что теперь...
- Он со Славинским! – всхлипнула Маша, - Гадость какая!
Юлька ткнула подругу в бок
- Вот нафига натрепала? Расстроила только ее.
- Чё натрепала-то? Как было, так и говорю!
- Да нафиг было ваще говорить?
- А ты чё, молчала что ли? Сама трепет...
- Я треплю?! Я?!
- А чё, нет что ли?!
Это препирательство на фоне Машиных всхлипываний прервал звонок в дверь. Все трое умолкли и переглянулись.
- Марин! – сказала Кристина.
- Открыть? – почему-то шепотом спросила Юлька.
Звонок повторился.
- Не откроешь, задолбает, - констатировала Кристина.
- Точно, - согласилась подруга.
Кристина встала, на цыпочках прокралась к двери и заглянула в глазок. Бегом вернулась на кухню:
- Девки, он со Славинским!
Звонок прозвенел в третий раз.
- Открывай, - решилась, наконец, Юлька.
- Ой, мамочки... – Маша прижала руки к груди и приготовилась увидеть худшее. Что именно, она не знала, но после рассказов девчонок, уже виделось, что они войдут обнявшись и непременно целуясь взасос.
- Кристи! – крикнула Юлька – Нас дома нет!
И схватив Машу за руку, потащила ее в одну из комнат. Маша, толком ничего не сообразив, послушно побежала за ней.
- Ну, сколько можно ждать?! – услышали девушки голос Марина в коридоре. – Дрочишься ты тут, что ли? У меня чуть палец не отвалился!
- Ладно хоть не член, - хихикнула Кристина.
- А эти бляди об одном только и думают, - Влад усмехнулся и предложил Славинскому – Проходи, раздевайся.
Парни прошли в комнату, закрыли за собой дверь. Кристина осторожно прошмыгнула в соседнюю комнату и шепотом известила притихших девчонок:
- Они здесь.
- Вот, хочешь сама посмотреть на них? – спросила Юлька и подставила к стене стул. – Иди сюда.
- Убедись, что мы не врем, - поддакнула Кристина, и подошла ближе.
Маша нерешительно посмотрела на стену:
- Ну... это как-то...
- Да брось ты, - Юлька взяла ее за руку, подтолкнула к стулу – Залазь.
В стене оказалась дыра, прикрытая репродукцией в рамке. Маша сдвинула картинку в сторону, и ее взору предстала соседняя комната, как раз та ее часть, где стояла кровать...
Славинский сел на краешек кровати, опустив глаза вниз. Марин стоял напротив, то и дело поглаживая его по плечу. Говорил он тихо, и Маша, как ни напрягала слух, разобрать ничего не могла.
- Ром, ты так меня выручил. Ты меня знаешь, если б не это, не просил бы, – говорил Влад об одолженных Ромкой деньгах.
- Ну, у меня мало... Тебе же, наверное, не хватит...
- Да мне хоть сколько. Позарез надо. Спасибо, что выручил.
Влад отодвинулся, взял со стола бутылку.
- Да не за что. – Славинский повернул к нему голову и сказал уже громче – Я люблю тебя, ты же знаешь...
За стенкой что-то с грохотом рухнуло.
Марин посмотрел на стену.
- Кристи, что ли, упала?
Вышел из комнаты. Славинский пошел за ним. Открыли соседнюю дверь:
- Вы чё тут? Живы?
Маша стояла рядом с опрокинутым стулом, потирала ушибленную коленку.
- Оп-ля! Ты чё тут делаешь?
Обняв Марина за плечи в комнату протиснулся Славинский:
- Маша? Привет...
Девушка посмотрела на одного, на другого, всхлипнула и выбежала из комнаты, толкнув ребят с дороги.
- Э! Ты куда? – Марин пошёл за ней в коридор.
- Отстань от меня! – Маша начала судорожно хватать вещи, натягивать куртку.
- Ты чё? Чё случилось?
Славинский остановился в коридоре, молча смотрел на них.
- Не прикасайся ко мне! – Маша ударила Влада по рукам, когда он попытался остановить ее.
- Да чё случилось-то?! Сказать нормально не можешь? Тебя обидели? Чё с тобой?
- Отстань от меня! Видеть тебя не хочу! – она размахнулась и влепила Марину увесистую пощечину.
- Вот ни хера себе! – Влад схватил ее за руку.
Она ударила его другой рукой
- Не трогай меня!
- Ты чё, с дуба рухнула? – Марин схватил ее за обе руки.
- Она... обиделась, - сказал Славинский.
- За что? Э! Я что-то тебе сделал? Да кончай ты граблями махать!
- Она... ну... я не понимаю... она сразу столько чувствует... – Ромка попытался объяснить, но только сам запутался.
- Не, ну чё такое-то? Нормально можешь сказать?
- А ты не знаешь?! – всхлипнула Маша.
- Я чё тебе, ясновидящий?
- Не прикидывайся! – снова всхлипнула Маша, - Я сама все видела! Вы голубые!
- Че-го? - протянул Марин скорчив физиономию.- Ты хоть за базаром-то следи!
- Я сама видела!
- Что ты видела?
- Как ты его обнимал! А он сам сказал, что тебя любит!
- Ну, и чё?
- Как ну и чё? Он сказал, что любит тебя!
- Так он все время это говорит, и чё с того?
- А то, что вы любовники!
Марин повернулся к Славинскому
- Ты чё-нить понимаешь?
Ромка потупился.
- Она не поняла просто...
- Блин, Рома! Нормальные люди все не понимают. Он мне все время говорит, что любит, что мне теперь, убить его? – Влад повернулся к Маше.
- Я виноват, что нормальные люди никого не любят... – произнес Ромка за его спиной.
- Вот, пожалуйста. Видела? – Марин развел руками.
- Прости меня... – пролепетал Ромка и, кажется, тоже готов был заплакать.- Я не хотел...
- Видишь? – Влад показал рукой на Славинского, - Он до хера чё сказать может.
Маша в последний раз всхлипнула и обиженно посмотрела на Ромку.
- Я не хотел... – в совершенном отчаянии произнес тот.
- Короче, если ты про него, то это все фигня! – заключил Марин и, обхватив Машу за талию, подтолкнул ее в комнату – Пошли лучше выпьем!
* * * * * * * * * * *
Ромка почти не пил. Просто сидел и смотрел на Влада, на смеющуюся Машу, то и дело его обнимавшую. Он понимал, Марин позвал его, только потому, что ему были нужны деньги. И скоро, очень скоро они опять расстанутся. Как знать, насколько?
Он просидел так до утра. Марин, вконец опьянев, завалился спать. Маша еще что-то рассказывала ему о своей жизни, потом и она уснула. А Ромка сидел и слушал тишину. И смотрел на них.
Утром, протирая сонные глаза, Влад вышел его проводить.
- Ну, ладно, давай. Еще встретимся. Ты это... не обижайся, но сам сюда не ходи, ладно? Ну, чтоб не усугублять... Сам видел, как она...
Ромка кивал. Хотелось еще задержаться, хоть на минуту, но он ничего не сказал. Смотрел, как тлеет его сигарета, и понимал, сейчас он докурит и попрощается.
Потом он ехал на метро, долго держа в памяти эту картинку – Влад курит, говорит что-то. Не слышал объявляемых станций, не замечал, как толкают его пассажиры. Он был еще там, с Владом...
- Так, - Александр увлеченно давал указания, - этот идет туда, как только он разворачивается, выпускай следующего. Так лучше. А то, как сонные мухи, никакой эрекции...
- Реакции, - поправил Киреев.
- Что?
- Реакции, Саша.
- Нет, Слава, эрекции! Реакция – это у пенсионеров. А у меня, если на что-то не стоит, я вообще ничего делать не буду...
И снова делает замечание
- Стоп! Стоп! Стоп! Куда разогнались? Еще раз объясняю, идете парой, синхронно, остановились, на одно бедро, на другое бедро, развернулись, прошли три шага, остановились, обернулись, пошла рука вверх...
Ромка почти не слушал, выполнял все чисто механически. Удивился, когда Панин, не прерывая ребят, подошел и спросил
- Ты что такой заторможенный? Не выспался?
Ему-то что за дело? Ромка не стал отвечать – не зачем.
- Я тут подумал... – Панин не уходил – Марина твоего назад в группу взять. Давно его видел?
Славинский настороженно вскинул голову.
- Ладно, работай, - Саша так и не дождался ответа. Отошел к Валееву:
- Запрос я тебе дам, съездишь после обеда.
Артем недовольно причмокнул, но возражать не стал.
- Какие-то проблемы? – уловил Саша его настрой.
- Да нет... Как скажешь, ты ж тут хозяин.
Ромка сбился с ноги, но быстро восстановил нужный ритм. Неужели Влад опять будет с ним? Будет рядом, в одной группе? Саша представить себе не мог, как Ромка был ему благодарен. Еле сдерживая рвущуюся наружу счастливую улыбку, он рывком вытянул правую руку вверх и зашагал, слегка подпрыгивая, по гладкому полу танц - класса...
* * * * * * * * * * *
Все будет хорошо, - уговаривал себя Ромка – надо только немножко подождать, и все будет, как раньше...
Но дни шли, а ничего не менялось. Влад так и не появился у них в группе, напрасно Ромка вздрагивал каждый раз, когда стучала подъездная дверь. Но как же так? Саша ведь обещал...
Еще немножко подождать, еще немножко... Но все больше понимал – это бессмысленно.
Саша тоже был занят своими делами, у них в группе не появлялся. Увидеть бы его, спросить. Ромка даже пару раз съездил к директору домой, но его не было. Надо было ехать вечером, но сбежать из-под Валеевского надзора было невозможно.
Наконец, помог случай. У них в группе прорвало краны, и Артём ошпарился кипятком в процессе ремонта. Лечил ожог он простым народным способом – измазался холодной сметаной и принял внутрь изрядную долю спиртного в качестве обезболивающего. И, как следствие, уснул еще до ужина.
Дождавшись, когда храп администратора обретет стабильность, Ромка схватил куртку и потихоньку выскользнул за дверь. Ребята его, конечно, потом заложат, но это беспокоило мало. Надо было узнать про Влада, вот что занимало сейчас все его мысли. Ромка уже не мог больше выносить бесконечное ожидание. Лучше сразу знать – он придет, или уже нет...
Александра он застал в компании еще троих мужиков. Они садились в машину, собирались уезжать.
Появление Ромки возле его дома в такой поздний час Сашу удивило. Он подождал, кода Славинский подойдет, спросил
- Ты ко мне?
- Ты Влада обещал взять... – сразу начал Ромка, забыв поздороваться.
- А я взял. Он в третьей группе.
- В третьей?
Саша не врал. Но как? Почему?
- Слушай, мне некогда... – Панин сел за руль и уже закрывая дверцу добавил – Он сам так попросил.
Ромка не верил. Смотрел в след отъезжающей директорской машине и тупо хлопал глазами.
Он сам попросил. Сам попросил. Сам... – глухо выстукивало сердце. Не может быть. Это неправда! Хотелось крикнуть, прорвать это оцепенение, но голос замер где-то внутри, вместе со всеми чувствами.
Панин не врал. Приходилось просто принять это, как данность, смириться, уйти назад, в холодную двухкомнатную «хрущевку» своей группы и молча давиться слезами в подушку, чтобы никто не заметил... Или найти эту третью группу, прийти и спросить Влада – Почему? Только вот что он услышит? Еще хуже, еще больнее...
Надо немножко подождать, - сказал он своему сердцу, - еще немножко. Просто так получилось.
И оно поверило, стало биться ровнее. Оно хотело в это поверить. Во что угодно, только не в то, что Влад... Он не мог даже этого произнести. НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ ВМЕСТЕ С НИМ. Не хочет. Сам.
Ромка поплелся назад, сперва медленно волоча по снегу ноги, затем все быстрее и быстрее, сжав в карманах кулаки, так что ногти впились в ладони, и, наконец, побежал, не разбирая дороги, в надвигающийся сумрак зимнего вечера, все равно куда, лишь бы просто бежать.
* * * * * * * * * * *
Марина он увидел сразу, как только вошел в тренажерный зал. Тот занимался на беговой дорожке. Остальные ребята третьей группы тоже осваивали тренажеры, никто не обратил внимания на появление чужого. Спокойно, без лишних вопросов Ромка прошел к Владу.
- Привет, - улыбнулся натянуто. Сердце бешено колотилось, и он никак не мог его унять, напрасно простоял минут десять на улице.
Влад не ответил, увеличил скорость вращения ленты и побежал быстрее.
Ромка опустил голову, облизнул в волнении губы. Произнес еле слышно:
- Влад, я спросить... Почему ты так?
Марин еще увеличил скорость, и теперь бежал очень быстро, держась руками за поручни.
Ромка постоял немного, все так же глядя в пол, затем поднял голову и нервно нажал на «стоп». Влад вынужден был остановиться.
- Зачем ты так? – повторил Ромка вопрос, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Не хочешь со мной разговаривать, не можешь прямо сказать?
- Чё тебе надо? – Влад сошел с ленты, попытался уйти, но Ромка схватил его за руку
- Влад!
- Да отцепись ты! – Марин вырвал руку и оглянулся на ребят, не видят ли – Вот дое***...
Славинский отступил на шаг.
- Чё тебе надо, а? Чё ты все ходишь, ходишь... – Влад неприязненно поморщился – Я не по этой части, понял? Иди вон, другого себе поищи. Тёму вон попроси, может вые***...
За спиной послышался приглушенный хохот.
Ромка растеряно помотал головой, отходя назад.
Марин сплюнул под ноги и, повернувшись, ушел на «качалку».
Славинский оглянулся. Ребята остановили тренажеры и с презрительной усмешкой его разглядывали.
- Слышь, пидор, шел бы ты отсюда, пока не накостыляли, - почти добродушно произнес один из них. Остальные снова загоготали.
Ромка сжал кулаки. В ушах застучало, запульсировала тоненькая жилка у него на лбу...
- Ну чё встал? Вали давай, тебе сказали! Не понял? – ребята подходили все ближе, посмеиваясь и разминая кулаки об ладонь.
- М-м-м-м... – застонал Ромка и бросился вперед, прямо на напиравших парней...
* * * * * * * * * * *
Панин примчался довольно быстро. Бегло окинул парней и прошел прямо к Славинскому.
Ромка сидел на одном из тренажеров, запрокинув голову кверху, прикладывал к лицу мокрое полотенце. Из носа и рассеченной брови все еще шла кровь, губа разбита, на скулах начавшие вспухать ссадины.
Саша едва глянул и повернулся к ребятам, стоявшим между двух охранников.
- Кто это сделал?
Они молчали, демонстративно разглядывая стены и потолок.
Марин с безразличным видом сидел на подоконнике и надувал пузыри из жевательной резинки. У него одного не было следов драки ни на руках, ни на лице.
- Ник, подготовь документы, - обратился к приехавшему с ним администратору – Всех в ПТУ к чертовой матери!
Взял Ромку за предплечье, понудил встать и подтолкнул его к выходу.
- Саш, показ через неделю, мы не успеем... – Никита попытался возразить, но Саша перебил:
- Ты не слышал, что я сказал?!
- А чё сразу нас? – пробасил один из парней – Он первый начал! Мы чё, от каждого пидора терпеть тут должны? Вон хоть у Влада спросите, он первый начал!
- Я не видел, - лениво отозвался Марин и снова надул жвачный пузырь.
- Не видел? – Панин быстрым шагом подошел к подоконнику – Твоего друга били, а ты не видел, ты хочешь сказать?!
- А чё это он мой друг?
Панин схватил его за шею и спихнул с подоконника. Марин мгновенно встал в боевую стойку и двинул директору кулаком по лицу так, что тот пошатнулся и отступил на секунду к стене.
Ребята ахнули. Охранники сорвались с места, устремились к Владу. Панин нанес ответный удар, завязалась
- Убирайтесь к чертовой матери! – Панин повернул раскрасневшееся лицо к притихшим парням – Сброд диких шакалов!
- Саш, ну, не горячись, - Слава Киреев подбежал вместе с охранниками. – Что, пацанов наказывать, что они пидора не любят? Что уж совсем...
Саша проигнорировал, подошел к Славинскому и порывисто толкнул его к двери.
- Да пусти ты! – в это время Марин пытался вырваться у охранника – Из-за какой-то, б***, проститутки...
Панин мгновенно развернулся:
- Что ты сказал?! – пошел к Марину – Ты не ему, ты мне это повтори!
- Да чё слышал! Я этого педика сюда не звал!
Охранники держали его с двух сторон, один вышел вперед, встал перед Паниным:
- Сан Саныч...
Панин отпихнул его в сторону, крикнул второму:
- Отойди от него! Отпусти, я сказал!
Он подчинился, отошел к стене, и тут...
Никто толком не понял, как именно это случилось. Влад вдруг рванулся вперед и выхватил освободившейся рукой у вставшего перед ним охранника пистолет.
Мгновение - и крепко сжатое обеими руками оружие застыло дулом точно Панину в лоб меньше чем в полуметре.
Все замерли. В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы на руке администратора...
Мужчину не нужно учить обращаться с оружием, едва ощутив в ладони прохладный металл, Марин уверенно большим пальцем отжал предохранитель, указательный – на спусковом крючке.
Саша молчал. Чуть выше поднял голову, глядя не на оружие, а Владу в глаза.
- Не дури, парень! – пришел в себя Никита – Опусти пистолет! Выстрелишь, сам знаешь, что с тобой потом будет!
- Заткнись! – не оборачиваясь оборвал его Панин и негромко произнес – Ну? Чего ждешь? Стреляй.
Марин облизнул губы, слегка надавил на курок, не для выстрела, а чтобы пощупать, ощутить свою власть. Как просто, сейчас нажать эту штуку сильнее – и все, генеральный рухнет на пол с аккуратной дыркой во лбу. Секунда – и всё. Сейчас он живет, а через секунду его не будет. Просто.
Влад не спешил, наслаждаясь этим чувством, наклонил голову на бок, ухмыльнулся довольно.
- Ну, сука, я тебя урою... – прошипел Киреев.
Панин усмехнулся чему-то и отвел глаза. Опустил их в пол. Затем вдруг повернулся и пошел прочь, как будто ничего и не было.
Марин не успел выстрелить. Как только Панин сдвинулся с места, охранник кинулся вперед и сбил Влада с ног.
Оружие загрохотало по полу...
Продолжение следует _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
- Как у тебя с деньгами? – Игорь не сразу понимает Сашин вопрос, и он повторяет – Деньги есть у тебя?
- Бери, все бери, - размазывая пьяные слезы по лицу, Распутин тянется к бутылке – На нарах они мне уже... не понадобятся...
Игорь ушел в запой. Неуемные сыщики действительно не удовольствовались объяснениями относительно сгоревших в казино ребят и развили по этому поводу бурную деятельность. И Игорь заливал липкий страх «горькой» и плакал о возможной жуткой участи. Он был жалок и совершенно потерян.
- Ты не понял, - Саша придвинул к нему стул поближе, - ты сам как, есть деньги? Может, подкинуть? Ты скажи, если что.
- Бери, - Игорь как будто не слышит. Кивает. Слишком сильно, так что сам едва не падает.
Саша оглядывается. Полупустой ресторанчик средней руки. Оркестрик небольшой выдавливает подобие низкопробной тюремной лирики. Запах пригоревшего мяса в насквозь прокуренном воздухе. Кокетливые дамочки, поверившие вдруг, что они красотки...
- Игорь... Мы же договорились, немного бабки обернем и вложим в спорткомплекс. Все будет нормально.
- А на кой мне твой комплекс, Саша? – Распутин поднимает голову, и, кажется, он не так уж и пьян. - На зону я его с собой не заберу...
Саша покачал головой:
- Тебя послушать, так только заупокойную заказывать. Договорились же, кто спросит, мои это были ребята, я их привел, и кто, что и зачем - ты знать ничего не знаешь. Ты бизнесом занимался, понимаешь, бизнесом, финансами, обеспечением. Все остальное мое.
- Не понимаешь ты, Сашка... – Распутин ухмыльнулся пьяно – Они там умеют признания выколачивать. На часик всего закроют в камеру, и ты им как Папа Римский жене изменял расскажешь, не то что...
- Игорь... Посмотри на меня. Да хватит пить! – Александр отобрал стопку у него из рук. – Не надо, слышишь? Если что будет, неужели ты думаешь, я тебя кину?
- Са... Саша... – Игорь схватил его за куртку – Саш...
- Все, успокойся. Все будет нормально. – Александр встает - Спорткомплекс купим, подымимся, жить можно будет. Прорвемся.
Но Игорь не слушает. Обнял Панина, прижался к его животу, уткнув лицо в рубашку.
- Сашка... Я... Сашка...
Александр не любил сантиментов. Соплей пьяных мужских и вовсе не переносил. Но сейчас не уходит, не отстраняется, не обрывает грубо. Обнял в ответ. Запустил пальцы в начавшие седеть жесткие волосы Игоря.
- Ну, что ты... Не надо... Пошли лучше домой.
И, бережно обнимая, помог Игорю встать.
На них уже оборачиваются. Да, не привык народ к отношениям между мужчинами, в диковинку...
Саша спокойно, ни на кого не обращая внимания, повел друга через зал к выходу.
- Ку... куда? – Игорь слабо сопротивляется.
- Домой тебя отвезу.
- Не... на-до меня до-мой, - Распутин пытается остановиться, оттолкнуть Панина, вырвать у него свою руку, но, покачнувшись, едва не падает на соседний столик.
Саша, вцепившись в него мертвой хваткой, не дает ему упасть.
- Поехали, Игорь, поехали.
Зловредный мобильный, как резанный, верещит в кармане.
- Але?! Твою мать! – Одной рукой поддерживает друга, другой принимает вызов - Да?! Слушаю?!
- И... и-звини-те... – Распутин опять задевает соседний столик.
- Я занят! Перезвоню! – Александр пихает телефон в карман и подхватывает его освободившейся рукой – Идём, идём!
Едва выходят на улицу, мобильный снова трещит, трепыхаясь в кармане.
- Да?! Ну, что у тебя опять?!
И через минуту
- Что?!!!
Распутину на воздухе становится легче, по крайней мере, он не падает, когда Панин выпускает его из рук...
* * * * * * * * * * *
Александр медленно вошел в палату. Белые стены, белый потолок. Бледное лицо Славинского на белой подушке. Туго перетянутые белым бинтом Ромкины запястья... Мрачно все как-то, не смотря на белый цвет, холодно.
Панин присел на стул возле кровати:
- Очухался?
Ромка молчит. Зачем он пришел? Зачем вообще все это? Что им всем надо, почему не дадут ему спокойно уйти...
- Ну, и зачем ты это сделал?
Молчание тягостно. Но еще больше тяготят его вопросы.
- Из-за Марина? – Сашин голос стал мягче. - Или что-то еще случилось?
Он не умеет ласково, ему не идет. Хотя и старается...
- Не хочешь говорить?
- Не хочу...
- А чего хочешь?
- Ничего.
Панин взглянул в окно. Зачем, за каким чертом он приперся сюда? Не хочет, черт с ним, так даже и лучше. Пусть медики сами его в психушку направят, как суицидника.
Ужасно захотелось курить. Надо было ехать домой, принять ванну, выпить... Слишком много эмоций в последнее время. Все этот Славинский, от него одного лихорадит больше, чем от всех остальных вместе взятых.
Или ты на него неадекватно реагируешь – усмехнулся кто-то глубоко внутри.
Саша провел ладонями по лицу. Нервы. Это все нервы. Я просто устал – сказал сам себе.
Ага, убеди себя в этом...
- Так, ладно, - Панин хлопнул руками по коленям, перебивая ехидные мысли. Хотел попрощаться, но Ромка повернул к нему голову и... Нет, ничего не случилось. Он просто посмотрел на него, без всякого выражения, просто так...
Как там на лекции по психологии говорили? – Саша напряг извилины, - Сказать о себе что-то похожее, найти что-то объединяющее, показать, что можешь понять...
Панин расстегнул часы, показал Ромке запястье
- Тоже вот дурак был, вены резал...
Ромкин взгляд ничего не выразил. Саша не знал, он видит не только, что ему говорят. Он видит ВСЕ. Все, что промелькнуло сейчас в его душе, чувства, воспоминания. Пусть он не понял, что именно тебе вспомнилось, но что ты при этом почувствовал, уловил очень хорошо.
- Ты его любил?
Вопрос вышиб Александра из привычно – надменной самоуверенности. И от фальшивого дружелюбия не осталось и следа. Он выпрямил спину, взгляд стал жесткий, отталкивающий.
Такой он и есть на самом деле – подумалось Ромке.
Но Саша ответил.
- Наверное, - его голос старательно сохранял спокойствие, и даже попытался усмехнуться – Сейчас уже не знаю. Мне было тогда, как тебе.
- Знаешь, - слабо возразил Ромка.
Панин проглотил улыбку. Надел обратно часы, и только после этого произнес:
- Тогда казалось, что да. Сейчас не уверен.
И посмотрел Ромке в глаза:
- Ты телепат? Мысли читаешь?
Славинский помотал головой. На самом деле мысли читать он не мог, он просто чувствовал все, что происходит у человека в душе, не всегда, правда, все понимая. Но объяснять не хотелось. Вообще не хотелось разговаривать. Сашина гордость его раздражала, как и его присутствие. Спросил:
- Он тебя бросил?
- Он проиграл меня в карты. – Сказал Панин. – Поставил на кон в счет оплаты...
И замолчал.
- Поэтому ты такой... – Ромка продолжал смотреть в потолок пустым безразличным взглядом.
Но Саша не разозлился. Хотя, наверное, стоило. Сказал помолчав:
- Ром, я хотел предложить тебе союз.
Славинский удивился, переспросил нехотя:
- Какой союз?
- Оборонительный. И наступательный.
Рома усмехнулся. Да, для него жизнь – война. Он и смотрит на все, как сквозь амбразуру. Но Ромка не хочет так. Ему не нужна такая жизнь. И если она такая, то вообще не нужна...
Он не ответил.
Саша поднялся.
- Ром, если что, просто запомни. Все можно решить. Любую проблему. Не надо так вот...И предложение мое остается. Надумаешь, скажешь.
Странный он все-таки... Ромка повернул голову, посмотрел, как он уходит. Другой уже давно психанул бы. И... Ромке казалось, что такой гордый не должен предлагать дружбу, когда тебе явно не отвечают. А этот злится, но вида не подает.
Ромка не понял, что злится он на себя...
А Панин действительно злился. И еще как! Садясь за руль, так хлопнул дверцей, что дремавший на заднем сиденье Распутин, испуганно встрепенулся и огляделся по сторонам.
Саша мысленно обругал себя, нервно повернул ключ зажигания. Пацан, малолетка сопливый, как он с ним разговаривал! И он ему это позволил! Курам на смех! И мало того, он еще, как последняя размазня перед этим сопляком расшаркивался! Твою мать... Нет, он же практически его унизил! А он слов не мог найти, чтобы... Чтобы что? На место его поставить, вот что! И главное, Сашу бесило, что ставить Славинского на место ему и не хотелось...
Домой, домой надо было ехать! Александр постучал кулаком по передней панеле. Достал сигарету, закурил, пытаясь успокоиться и сосредоточиться на дороге. Но через минуту снова поймал себя на том, что думает о Славинском...
Распутин за заднем сиденье пошевелился и подал голос:
- Вот ты, Саш, когда умный, а когда ну, тормоз тормозом!
Панин сжал зубы. Игорь зевнул и, прежде чем снова уснуть, изрек:
- Пустил волка овец пасти, а потом виноватых ищешь...
- Ты о чем?
- Да ладно, красивый парень, кто хочешь бы не устоял.
- Не понял? – Панин обернулся.
- Да все ты понял, - Игорь зевнул, - Тёма тоже человек, и ничто человеческое...
- Тёма? При чем тут...
Внезапная догадка, как молния проскочила в Сашиной голове.
- Валеев?! Да нет... Ну... А хотя... Черт!
И все, что происходило с Романом в последнее время вдруг стало таким ясным, что казалось, только последний идиот мог этого не понимать.
Так вот кто мне все это устроил! Вот из-за кого у пацана мозги замыкают! Чуть не подставил меня, сука! Ну, блядь...
Саша добил в две затяжки, то, что осталось от сигареты, и резко вывернул руль.
Машина на полном ходу влетела в придорожный сугроб...
* * * * * * * * * * *
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ. _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Пн Дек 17, 2007 7:27 am Заголовок сообщения:
НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ часть 2:
Этот гнусный мордобой директора с администратором еще долго мусолился в агентстве на разные лады и во всех подробностях. Администраторы откровенно смеялись, пацаны тоже хихикали, отпуская скабрезные шуточки. Еще бы, куда уж смешнее – сутенер бьет морду своему помощнику за то, что тот домогался их подопечного. Хоть генеральный и объяснял, что Тёма получил не за Ромку, и эта группа как раз была «чистенькой», а Артём ради собственной блажи срывал работу и подставлял Сашу под неприятности, но слишком уж эмоционально он на него накинулся. Как будто было в этом что-то сугубо личное. Во всяком случае, все истолковывали это именно так.
На шепоток пацанов и хихиканье администраторов Александру, конечно, было плевать, хотя он прекрасно сознавал, что во всех группах это теперь новая развлекалочка. Но собственная несдержанность его бесила. Если подумать, не Тёме надо было бить морду, а Славинского убирать из агентства к чертовой матери. Валеев всегда работал, как никто другой, пахал, можно сказать, как папа Карло, на него всегда можно было положиться и быть уверенным, что Тёма отработает как надо при любом раскладе. Если б было иначе, Саша не дал бы ему особую «показушную» группу, предназначенную для отчета перед комитетскими проверками. По сути Валеев был лучшим его администратором. И, наверное, проще было бы отдать ему Ромку для личного пользования, раз уж пацан так ему приглянулся, тоже мне, проблема... Так какого чёрта он, Саша, так взбеленился?
Хороший вопрос... Тёму он выгнал, но спокойней-то не стало. Потому что проблему надо было решать, а не махать кулаками, как школьник...
Вот, пожалуйста, только Славинский из больницы вернулся в группу – в первое же утро Панина вновь поднял заполошный телефонный звонок. Взглянув на табло определителя Саша криво усмехнулся
- Почему меня это не удивляет? - и устало - спокойно отозвался в трубку – Слушаю?
Ромка не спал всю ночь. Просто лежал в темноте, прислушиваясь к звукам за окном. Ветер разгонял облака, но сегодня они были какими-то тяжелыми. Рома закрыл глаза. Казалось, что темнота растворила в себе все. Невидимые руки, сжимавшие край пододеяльника, исчезли, будто растворились за ненадобностью. Тело тоже сожрала темнота.
Ах, если б можно было на самом деле так спрятаться. Закрыл глаза и все.
За окном проехала машина, бибикнула, прогоняя кого-то с дороги, может не слишком расторопную кошку, а может и подвыпившего прохожего. А может, и не прогоняла, а, наоборот, звала...
Ромка повернулся на бок, поскреб пальцем розочку на обоях. После того, как Саша выгнал Валеева, в группе жить стало гораздо легче. Теперь с ними постоянно был воспитатель Петр Андреевич, и при нем ребята издеваться над Ромкой, как раньше, уже не решались. Впрочем, совсем отвадить их от этого развлечения был бы, наверное, не в силах и настоящий тюремный надзиратель, торчи он возле Ромки хоть круглосуточно...
Уснул он только под утро – всё мысли не давали покоя. И только погрузился в сладкий сонный туман, как кто-то, схватив за ноги, сдернул его с кровати.
Он не сразу понял, чего от него хотят. Долго хлопал глазами, сонно таращась на обступивших его ребят. Потом дошло:
- Ты чё, сука? Толчок за тебя кто драить будет?!
- Вставай! – его пнули по ногам. Но, несмотря на угрозы, всерьез бить опасались. Так, посмеиваясь, хлопали тапком по голове да несильно пинали.
- Что такое? Ну-ка разойдитесь! – в спальню приковылял старший воспитатель.
Его особо не боялись – старик, что он может им сделать. Просто проигнорировали
- Ты чё, бля, не понял?! – Славинского еще раз пнули по ногам.
Ромка поднялся.
- Давай, бля, иди! – толкнули в спину.
- Ну-ка прекратите немедленно! Что еще такое?! – Петр Андреевич снова предпринял попытку вмешаться.
- А чё он отлынивает? - крашеный блондин Черепанов по-блатному цыркнул слюной сквозь зубы, объясняя воспитателю общее недовольство.
Петр Андреевич подошел к висевшему на стене графику, провел пальцем напротив даты:
- Сегодня не его очередь дежурить.
- Туалет он мыть должен! – убежденно настаивали все пятеро.
- Сегодня не его очередь! – воспитатель повысил голос – Сегодня дежурит Руденко!
Пацаны начали галдеть, перекрикивая друг друга, грубо толкали Славинского к двери туалета.
- Прекратите! Прекратите немедленно! Да это что такое?! Слышите вы или нет?! Я кому говорю, прекратите!
Петр Андреевич сам понимал, что не справляется с этими ребятами. Это была самая сложная группа во всем Панинском агентстве. Двое точно уже сидели, остальные от них недалеко ушли. Им здесь не старик – воспитатель был нужен, а крепкий мужик, чтобы вызывал уважение.
- Прекратите! – попытки остановить бузу наталкивались на полное наплевательство со стороны воспитуемых.
Александр на подобный случай велел вызывать ближайшего администратора на подмогу. Петр Андреевич поспешил к телефону...
Владимир Аркадьевич Бондарев был обычным молодым мужиком. И, как всякий нормальный мужик, к гомосексуализму относился с презрением и брезгливостью. Если б не большая нужда в деньгах, с Паниным бы вообще не работал. На счет самого Панина он, правда, точно не знал, но догадывался, как и все остальные в агентстве. А вот к пацанам своей группы, вверенным его воспитанию, относился, как и заслуживают того педики – крепким кулаком объясняя всю аморальность их гнусных личностей. Одним словом – по понятиям.
И в другое время в группе Петра Андреевича он быстро бы навел порядок. Пинком бы отправил Славинского «драить парашу». В другое время... Но тот инцидент с прежним администратором «первой» группы, о котором последние дни только и говорили, заставил его призадуматься. А что если все сплетни – правда? Как бы самому потом по башке не прилетело.
Сказавшись очень занятым, он посоветовал Петру Андреевичу звонить самому Александру. Как говорится, от греха подальше...
- Он должен мыть туалет! – упрямо стояли на своем подростки.
Александр оглядел каждого из них ровным, ничего не выражающим взглядом. Славинский стоял у стены, опустив голову, и, казалось, покорно ждал, что решат. Петр Андреевич объяснил ситуацию, ткнул пальцем в график дежурств и посетовал на отсутствие дисциплины.
- Я что, теперь и за дежурствами вашими следить должен? – неприязненно спросил Панин.
- А чё, пусть он идет и моет! – высказался Руденко, дежурный по графику.
- А почему не ты? – холодно поинтересовался директор.
Ребята переглянулись.
- Он должен мыть туалет, - повторили чуть ли не хором.
- И почему это?
- Ну, как? Он же этот... ну... пидор... – Руденко, видно, был в группе самый тупой, и потому самый разговорчивый.
- Угу, - буркнул Панин - так, значит, хотите?
Его раздражало все с самого начала. Схватить бы этого умника за шиворот, да ткнуть пару раз мордой в невымытый унитаз, так, чтоб до мозгов прошибло, кто и кому что здесь должен. Сам себе удивлялся, чего он тут с ними еще разговаривает. Никто из них не пойдет мыть уборную – по понятиям это унижение. На «зоне», законы которой они впитывали всю их сознательную жизнь, как единственно авторитетные, эту мерзкую работу должны выполнять мерзкие существа - «опущенные». Здесь только хороший пинок может разрулить ситуацию. С другой стороны, всерьез это тоже ничего не решит. Ну, заставит он сейчас Руденко дежурить, а дальше что? Бегать сюда каждое утро, и тыкать их мордой всех по очереди?
Да что он от пацанов-то хочет, когда у нас полстраны живут по тем же понятиям. Взять хоть тех же администраторов, кто назвал стилиста Антона пидором? Антона! Маэстро ножниц и расчесок, стилиста категории А, который творит прически известным теледивам в их творческом закулисьи! Ведут себя, как шулера, только что с нар сползшие...
Валеев тоже цивильностью не отличался, в своей группе особых порядков не устанавливал, пацаны сами меж собой разбирались – как положено, по понятиям. Так проще – и чисто и бузы никакой нет.
А, может, так и надо? Проще, удобнее...
Александр помолчал немного, позволяя им еще поорать, затем устало вздохнул.
- Ладно, будет вам по понятиям.
Достал мобильник и быстро набрал номер.
Ребята притихли, настороженно ожидая.
- Миш, слушай, ты там далеко от дома? – заговорил с кем-то после приветствия. – А, очень хорошо. Мне нужны карточки первой группы. Да, это Руденко, Черепанов, Долгов... Угу, жду.
Долгов как-то вдруг съежился, слегка покраснел и воровато скосил глаза в сторону соседа.
- Ну, что, будем настаивать на понятиях? – как-то недобро спросил Александр. Перевел взгляд на Дмитрия – Ты тоже по понятиям хочешь?
Дима вспыхнул и наградил его злым, ненавидящим взглядом.
- На новенького у меня документов нет, можешь не искать, – назвал Саша его фамилию в телефон. И ответил, смеясь – А проблемы все те же, Миш, кому мыть уборную. Парни вот по понятиям хотят.
Кажется, все уже догадались, на что нарвались... Кто с любопытством, а кто и с затаённым страхом оглядывались друг на друга. Речь шла об их медицинских карточках. Еще когда только они сюда пришли, Панин устроил всем медкомиссию, и каждый врач, от «ухо-горло-носа» до венеролога и проктолога их тщательно осматривал. Заключения той экспертизы были подробно изложены в карточках.
Долгов будет спорить. Он уже так решил. У него просто нет сейчас выхода. И Димка тоже. Саша мог бы им предложить решить вопрос «цивильно», но при всем их желании теперь, если они согласятся забыть про понятия, то вроде как признают, что не все чисто в их биографии.
Панин оглядывал их всех по очереди, кто просто притих, выжидая, что будет дальше, а кто уже готов был расплакаться, и ненавидел его одновременно.
Дмитрий... Единственный, кто с открытой злостью глядит на него исподлобья. Он уже понял, кто этот Миша, которому Александр позвонил. Это их врач. Тот самый доктор, который приезжал лечить его спину...
- Саш, ты слушаешь? – в наступившей тишине голос с мобильного был ясен и отчетлив. – Значит так...
Нет, неправильно это. Ни эти их долбанные понятия, ни то, что он сейчас делает. Надо как-то иначе решать.
Саша убрал телефон:
- Значит так, на выбор – или я вас всех по одному раскидываю по ближайшим ПТУ, и как вас там примут, думаю, без вариантов. Или мы будем жить здесь цивильно, дежурить по графику, и без блатной лирики. Что выбираем?
Для некоторых это был выход. Сделать вид, что вынуждены подчиниться силе, недовольно ворча и облегченно втайне вздыхая, разбрестись по углам.
Уходя, Александр на мгновение задержал взгляд на Славинском. И тут же повернулся к воспитателю
- Если что, звони.
Он не хотел встречаться с ним взглядом...
Бондарев налетел на него, когда он уже выходил из подъезда.
- Ну, что? Разобрались? Слушай, он мне звонил, а у меня там...
Саша почти не слушал его оправдалки. Включил внимание, только когда тот начал высказывать свое мнение.
- ... я вообще не понимаю, что это за х***, когда мужик мужика в жопу е***.
- Должен тебя огорчить. Анатомия у нас одинаковая. – Панин отвечает нехотя, на ходу бросает слова не глядя.
- Какая, на хрен, еще анатомия, Саша? Мужик должен быть мужиком. Под хвост баловаться последнее дело.
- Должен... Ты бабу е*** для чего? Потому что должен, или для удовольствия?
- Для удовольствия, естественно... – Владимир коротко засмеялся.
- А я уж думал, партия приказала. – Саша усмехается, но не понять, смеется он или всерьез.
- Какая партия? – Бондарев сморщился. – На х*** она мне упала?
- Вот и я о том же. На х*** бы мне упало, что я там должен. С какого бы хера я буду в койке оглядываться, кто мне какие правила определит? Ты мне, что ли указывать будешь, что и с кем мне делать?
- Ну, в принципе правильно...
- В принципе, Вова, я тебе в глотку не лезу, и не смотрю, что ты жрешь, как жуешь и как глотаешь. Как тебе вкусно, так ты и жрешь. И в постель ко мне тоже лезть не надо.
Владимир пожал плечами.
- Ну, не знаю... Есть же какие-то нормы, в конце концов.
- Угу. Мораль мне читать будешь?
- Да нет... Я вообще.
- А я в частности. В сексе или удовольствие получаешь, или вообще этим не зачем заниматься. Так?
- В принципе, так...
- А раз так, засунь свои нормы, знаешь куда... Заодно, может, поймешь, насчет анатомии.
- Анатомия тут при чём?
- Да так. Окончания нервные у всех в одинаковых местах находятся.
- И что?
- Если у одного мужика они в жопе, то и у всех остальных они тоже там есть. Как это не прискорбно.
Владимир хотел было еще возразить, но Панин, прощаясь, хлопнул его по плечу.
- Ты в офис? – Бондарев на минутку задержал его вопросом.
- Нет, мне еще заехать надо кое-куда.
- Ладно, давай.
Не оглядываясь, Саша пошел к своей машине.
- Тьфу, пидор... – сплюнул Владимир на снег, глядя ему в спину.
Офис, или то, что под этим подразумевалось, с момента его основания являлся местом тусовки администраторов. На случай внезапного появления посетителей в приемной всегда находился секретарь – молодой, делового вида очкарик, но судя по его месторасположению не за столом, а около кофеварочного аппарата, он скорее выполнял функции бармена, чем секретаря.
Администраторы здесь пили кофе (различной крепости в градусах), смотрели порнушку на видео, сопровождая собственными нецензурными комментариями, и обсуждали свежие сплетни, перемывая косточки руководству. Сам Панин здесь практически не появлялся.
Однако сегодня его участие в «сходке» было необходимым. На повестке дня обсуждался вопрос, касательно Игоря Распутина.
Процессом использования «творчески одаренных» в качестве «тружеников любви» всегда распоряжался в основном Распутин. «Какие они в постели» - было действительно непосредственно по его части. Именно Игорь поставил этот процесс на поток, он же им и руководил. Но, после того, как сгорело казино, «арендой» ребят занимался уже Александр. То есть с ним договаривались устроители «закрытых вечеринок», и он распоряжался, кого и куда отправить. И все это выглядело вполне законно.
В принципе, схема была стандартной, как и у большинства модельных агентств. Ребята из первой «чистой» группы действительно что-то там демонстрировали, их брали и как моделей, и как красивый интерьер для дорогой тусовки, и даже как подтанцовку на заднем плане к какому-то основному действию. Но главная их задача была не в этом, а в том, чтобы, как весьма верно выражался Панин, вызывать в публике должную эрекцию. Тогда, прельстившись на их глянцевую внешность, их начинали приглашать на другие, по-настоящему денежные, закрытые мероприятия, так сказать «только для своих». И эти заказы отрабатывали уже другие его группы, принося Панину основной доход. Но все это было мелко. Панин же был тщеславен и амбициозен, ему хотелось нормальных показов, работы в рекламе, серьезных предложений из-за границы. То есть, чего-то более серьезного, чем содержать обычный бордель.
Впрочем, «закрытые мероприятия» еще не значили, что ребят там использовали в качестве проституток. Например, один такой заказчик просто решил устроить вечеринку в греческом стиле, для ублажения гостей пригласил красивых девушек, а в качестве слуг молодых красивых мальчиков, которых вырядил в тунику и поставил по всему своему дому. Конечно, одно другого не исключало, но заказы теперь оформлялись исключительно под благовидным предлогом, а в перспективе Панин хотел прекратить и это.
Словом, при Саше порядок работы несколько изменился.
Распутин, однако, продолжал забирать ребят, увозил их куда-то и не всегда возвращал. В агентстве все знали, что Игорь не просто тут с боку – припеку, а полноправный Сашин партнер. Об их особых близких отношениях сами они не афишировали, но догадки были у многих, и сплетен по этому поводу тоже ходило предостаточно. Поэтому никому из администраторов не приходило в голову задавать вопросы, куда он очередного парня повез, и знает ли об этом Саша.
Вопросы появились, когда на какое-то мероприятие Панин отправил пятерку ребят, при том, что в наличии в группе их оказалось четверо...
Бондарев прошел к столу, на ходу попросив секретаря
- Плесни мне там...
Поздоровался с мужиками за руку.
- Панина сейчас видел, не скоро приедет.
- Я звонил ему. Он у Игоря, - отозвался Киреев.
- Не проснулся еще, что ли? – хохотнул худощавый Еремин, известный среди своих тем, что каждый раз рассказывал новый неприличный анекдот.
- Да, конечно, не проснулся! Он с утра уже у Славинского побывал.
- Что, и у Славинского тоже? Он их обоих, что ли, пользует?
- Или они его. Черт их там разберет, кто кого пользует...
Неторопливо обсудив личную жизнь генерального, мужики выпили, зажевали порезанной на тарелочке колбаской, и перешли к более широкой теме – кто как и сколько...
Очередь в кассу шла медленно. Люди толкались, ругались, осыпали проклятиями неповоротливую кассиршу.
- Из-за какой-то булки хлеба столько стоять! – ворчал пенсионер в длинном, поношенном пальто.
- А у меня дети дома маленькие, мне всего-то пару бутылок молока надо! – возмущалась молодая женщина, в корзинке у которой, кроме упомянутого молока была и колбаса, и сахар, и много чего еще.
Расплатившись, наконец, за покупки, Марин поднял воротник и вышел из магазина. Холодный ветер дунул ему в лицо, он втянул голову в плечи и ускорил шаг.
Только влетел домой, еще не успел оттаять, с порога Юлька огорошила сообщением
- Тебе из агентства звонили. Сказали, хотят тебя на работу какую-то классную взять.
- Кто звонил? – это было странным, учитывая последний инцидент с Паниным.
- А фиг его знает. – Юлька беспечно пожала плечами. – Сказали, чтобы ты сегодня к трем к спорткомплексу подъехал. Тебе еще там деньги какие-то должны.
- Какие деньги?
- А я знаю?
Марин кинул пакет с продуктами на стол, взял новую пачку сигарет, сорвал с них обертку, сунул в карман.
Может, правда съездить, деньги лишними никогда не бывают. И про работу узнать.
Взглянул на часы. Если ехать сейчас, как раз к нужному времени и доберется....
Ромка, дождавшись, когда все уйдут одеваться, вошел в душевую. Он никогда не мылся вместе со всеми, даже не потому, что боялся их, а они сами его выгоняли. Так было положено – с «опущенным» нельзя рядом сидеть, нельзя вместе есть, нельзя с ним разговаривать, нельзя ничего ему давать или брать у него, и мыться с ним тоже нельзя. Его можно только «чморить», заставлять что-то делать, и бить снова и снова...
Он подошел к ближайшей кабинке и остановился. В душевой все-таки кто-то был. Странно, но душевая была пустой, и он сам видел, что вышли все пятеро парней его группы. Откуда же это чувство, что кто-то смотрит ему в спину?
Рома повернулся в ту сторону, откуда чувствовал взгляд. Медленно пошел вперед, повинуясь внутреннему чутью. Впрочем, если тут кто-то и был, спрятаться он мог только в том металлическом шкафчике, что стоял у противоположной стены ближе к двери. И этот кто-то должен быть маленьким, не больше ребенка – первоклашки.
Он не дошел до шкафчика пару шагов, как из него выскочила маленькая белобрысая бестия с двумя косичками.
Девчонка???
Это было так неожиданно, что Ромка не сообразил ни прикрыться, ни шарахнуться в сторону, просто замер на месте.
Девчонка тоже застыла на месте, прямо перед ним, видимо, испугавшись.
Кто-то вошел в дверь. Девочка бросилась к вошедшему с криком:
- Папа, это не я, это он!
Ромка, наконец, пришел в себя.
В дверном проеме стоял хореограф и, прижимая девчонку к себе, гладил ее по волосам.
- Папа, это он сам! Это он! Он сам меня сюда привел! Это не я!
Сперва в глазах маэстро отразилось недоумение, затем страшная догадка промелькнула, словно молния, и он, оттолкнув дочку, с налитыми злобой глазами, попер на Славинского
- Ах ты, гаденыш! Извращенец поганый!
Ромка попятился...
После пары чашек «кофе» градусов эдак в сорок, администраторы почувствовали себя лучше. Язык развязался совсем, пришла раскованность и непринужденность, которой утром в таких количествах обычно не наблюдалось, и, наконец, к появлению генерального они пришли в нужную кондицию, чтобы воспринимать все в некоторой степени пофигизма, и в то же время пока еще всерьез.
Никому ничего не сказав, Александр прошел к одиноко пылившемуся директорскому креслу, сел и обхватил голову руками.
Все замолчали.
Саша убрал руки, выпрямился, но продолжал смотреть в стол, будто он был тут один.
- Ну, что, был у Игоря? – приняв более серьезный вид, спросил хохотун Еремин.
Панин кивнул:
- Был.
- И что? Разобрался?
- А ничего. – Александр поднял на них глаза – Ребят ему больше не давать. Кого он не вернул, записали?
- Да что писать? Четверых пока. Других привозил обратно.
- Саш, тут еще кроме этого...
Они начали обсуждать текущие вопросы, которые он, предположительно, должен был разрешить. Панин не хотел думать, не хотел решать, не хотел слушать их вообще. В душе поднималось волной раздражение. Но он слушал, кивал, разговаривал... Отшучивался и даже смеялся.
С Игорем все оказалось серьезней, чем он предполагал. Из запоя Распутин вышел. И тут же, очертя голову, кинулся реализовывать свои планы. Он решил свалить за границу. Но жить за границей нищим Игорь не хотел. Ему нужны были деньги. Много денег. Как можно больше. И он начал их «зарабатывать» - тем способом, к которому уже привык. Распутин продавал пацанов. Сашиных пацанов. Кому и куда – без разбора. А недавно подвернулась редкая удача – нашелся покупатель из Турции.
Он почему-то упрямо верил, что ему обязательно повезет, он срубит денег по быстрому, а легавые даже не будут подозревать о роде его деятельности. Куда только делась его недавняя истерика, страх, что вот-вот посадят. Теперь он был абсолютно в себе уверен, а еще больше уверен в быстром и нехлопотном обогащении. И ни о какой осторожности слушать не хотел...
Еще когда Саша только осваивал этот промысел, ему тоже приходила в голову идея сбывать пацанов туркам или грекам. Барыш с этого мог в разы превышать их обычный с Игорем доход. Но вскоре понял, от идеи придется отказаться. Алчно загребавшие в свои гаремы девушек, покупатели с востока гадливо воротили морды от их товара. С однополой любовью в этих странах дело обстояло так же, как и в хорошо знакомом Саше Дагестане. Еще с древних времен у них существовал обычай – уличенного в гомосексуализме казнили, сажая на кинжал. Впрочем, парней и здесь покупали, но не просто для сексуальных утех, а скорее в качестве абсолютных рабов, над которыми больной на голову извращенец – хозяин мог издеваться, как на душу придет. Остальные их соплеменники обычно с омерзением шарахались и от таких покупателей и от такого товара...
Черт, о чем он только думает? Прокуратура буквально на хвосте висит, сейчас нужно быть, как никогда осторожным. Игорь же, как с цепи сорвался, покупателей даже не проверял, кто такие, откуда. При таком раскладе нарваться на подставу – что раз плюнуть. А если закроют Игоря, да еще с поличным...
Саша пытался с ним поговорить. Не слушает. Твердит, как зацикленный, все будет нормально, сколочу денег, уеду. Никакие доводы не прошибают...
Панин ответил что-то администраторам по поводу перспектив, выпил предложенного «кофе» и посмотрел на табло мобильного, беззвучно вибрирующего в кармане.
Ну, вот, теперь еще и хореографу от него что-то понадобилось...
Ромка отделался только клоком выдранных волос да парой роскошных синяков на бедрах, что, учитывая степень праведного гнева учителя танцев, приравнивалось к легкому испугу. Затем он был заперт в душевой и выдан непосредственно на руки приехавшему генеральному, как особо опасный преступник. Естественно, маэстро красочно обрисовал Панину весь ужас содеянного Ромкой безобразия. А именно, что, со слов обожаемой дочки учителя, Славинский затащил беззащитную девочку в душевую и одному Богу ведомо, что он собирался там с ней сделать.
«Поганый извращенец» молчал, справедливо полагая, что оправдываться бессмысленно. В то же время он с удивлением обнаружил, что Панин, кажется, хореографу и не верит. Он, так же молча, его выслушал, молча подождал, когда Ромка оденется, и только выходя на улицу тихо спросил:
- Какого черта тебя туда понесло?
Вопрос не требовал ответа – это было всего лишь выражение досады и легкого раздражения, что Ромка опять куда-то вляпался.
Он пропустил Славинского впереди себя и вышел на крыльцо...
Едва Марин приблизился к спорткомплексу, как небольшая группка парней дружно поднялась со скамейки и медленно направилась ему на встречу.
Влад сбавил шаг, но продолжал идти вперед, еще надеясь, что они пройдут мимо. Ни одного из них он не знал, и делить ему с ними, вроде бы, было нечего.
Поравнявшись с Мариным, несколько парней зашли ему за спину, остальные остановились, отрезая ему путь вперед.
- Чё надо? – мрачно спросил Влад, внутренне сгруппировавшись и приготовившись к драке.
Они не ответили. Накинулись на него все разом, одновременно нанося удары со всех сторон. Кто-то оглушил его сзади по голове, кто-то ударил кулаком в живот, кто-то повалил на снег и начал пинать. Они ничего не кричали, работали молча, словно нудно месили тесто, кулаками, ногами, чем придется...
- Влад! Влад!!! – Роман слетел со ступенек.
- Рома! – Сашин окрик не мог его остановить. Он попросту его не услышал. Там на снегу лежал Влад, лежал совсем не двигаясь, как-то противоестественно подвернув под себя ногу...
- Влад! – Ромка плюхнулся рядом с ним на колени. В глазах вспышка ужаса и боли.
- Рома... – Саша подбежал следом за ним. – Черт!
Наклонился, протянул руку проверить пульс, но Ромкин дикий крик остановил:
- Не трогай!!!
Он тяжело дышал, глядя на друга, губы дрожали, готовые сорваться на истерику.
- Рома... – Александр присел рядом. Надо было что-то сказать, как-то его успокоить, но слова, приходящие на ум казались совершенно глупыми и бессмысленными. – Сейчас скорую вызову, подожди... Он живой, Рома, живой... Черт...
Достал телефон, быстро набрал короткий номер спецслужбы.
Славинский посмотрел на него совершенно безумными глазами. Облизнул губы. Затем вроде бы что-то понял, кивнул, и протянул к Владу руку, осторожно касаясь его кончиками пальцев.
Провел пальцами по лицу, по носу, по разбитым губам, дальше по подбородку...
- Влад... – позвал совсем тихо.
И вдруг заплакал.
- Влад... – всхлипывая, и утирая лицо рукавами – Влад...
- Все будет хорошо. – Саша обнял его с боку за плечи, - Слышишь меня? Сейчас приедет скорая...
Ромка повернул к нему заплаканное лицо, выкрикнул резко:
- Это все вы! Вы!
- Рома... Сейчас отвезем Влада в лучшую больницу. Ром, я любые деньги...
- Без тебя обойдусь! – Славинский оттолкнул его, так что он едва не упал. – Уходи!
Вокруг них столпился любопытный народ. Причитали, на что-то сетовали, припоминали случаи со своими знакомыми...
Панин встал. Глядел на рыдающего Ромку сверху вниз. Не пытался больше говорить с ним, понял, как тот его воспринимает. Шину бы парню наложить, если у него перелом... Хотя, нет, черт его знает, что с ним такое, лучше не трогать.
Во двор наконец-то въехала газель с крестиками на боку. Выпрыгнула врачиха, подошла к Владу, скомандовала:
- Разойтись!
Следом за ней подскочила молоденькая санитарка с ящичком.
- Его избили, - негромко пояснил Ромка, на время успокоившись.
- Посмотрим, - врачиха наклонилась над больным.
- Не трогай! – заорал Рома и заслонил друга руками.
- Рома, Рома, - Саша взял его за плечо, - это врач, ему нужно помочь.
- Не трогай! – Роман его не слушал.
- Молодой человек! – возмутилась врачиха, но Ромка перебил её истошным криком
- Везите его в больницу! Я не дам его трогать!
Александр обхватил его, пытаясь удержать:
- Рома, если у него переломы, его нельзя грузить просто так! Надо хоть шину наложить!
Но Ромка продолжал кричать, словно дикий зверек, которому перебило лапки капканом.
Кое-как удерживая Славинского, Саша пытается не дать ему мешать врачу «скорой». Роман вырывался, брыкался:
- Пусти! Пусти! – он, казалось, воспринимал происходящее в каком-то совершенно жутком варианте.
- Рома... Да успокойся ты! Ну! Успокойся! – Саша тоже терял терпение и начал орать.
Марина наконец погрузили в машину. И когда уже машина поехала со двора, набирая скорость, Славинский вырвался и побежал следом, крича на всю улицу
- Влад! Влад!!!
Споткнулся, упал на дорогу:
- Вла-а-ад!!!
Сгреб в кулаки снег и уткнулся в него лицом, захлебываясь в рыданиях...
* * * * * * * * * * * _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Вт Дек 18, 2007 1:14 am Заголовок сообщения:
НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ (продолжение)
Ночь вступила в свои права, и город потонул во мраке. Мирные граждане спали, кто-то занимался любовью, а кто-то по-тихому грабил своих сограждан или, пользуясь покровом ночи, искал другие способы получить удовольствие.
Панин, как это ни странно, был трезв, и к бутылке «армянского» даже не прикасался. Мысли вертелись вокруг одного и того же.
Славинский. Этот чертов Славинский.
Три суматошных дня бесполезных поисков и три бессонных ночи. Мальчишка как сквозь землю канул.
А что ты, собственно, переживаешь? – спросил внутренний голос, - Одним пацаном больше, одним меньше, какая разница?
Саша не стал спорить, просто снял телефонную трубку, набрал номер подаренного Ромке мобильного.
Славинский опять не ответил. В последние три дня с ним связи не было.
Еремин зевнул и взглянул на Бондарева. У генерального крышу сносит, а они должны бегать, как совраски, без сна и без отдыха. Да в гробу он видал такую работенку.
- Саш, ну и так всех уже на уши поставили, если что, тебе первому…
Александр отодвинул телефон:
- Ладно, с финансами что у нас? Надо в налоговой хоть что-то отразить…
Бондарев кивком указал на лежавшие на столе ведомости:
- Все, как ты просил.
Панин разложил перед собой ведомость, достал из ящика стола калькулятор, попытался сосредоточиться на аккуратных столбиках цифр.
Через пару минут обнаружил, что рассеяно скачет с одной строки на другую и набирает на калькуляторе совершенно случайные суммы. Тряхнул головой, провел ладонями по лицу, пытаясь согнать нервное напряжение, но память навязчиво представляла ему Ромкины глаза...
Саша разозлился на себя за эти нечаянные чувства и удивился – подобной сентиментальностью он давно уже не страдал. Обругал себя за расхлябанность, взял раскрытую ведомость в руки и поднес ее ближе к глазам.
Но это не помогло. Цифры упрямо не хотели складываться, как положено, более того, он с удивлением обнаружил, что и сопроводительные слова никак не выстраиваются в его сознании в связный текст.
Ну, это уже совсем ни к черту не годится...
Саша хлопнул ладонью по столу, как будто это могло его как-то дисциплинировать, поднялся и несколько раз прошелся по кабинету от окна к двери и обратно. Качнулся с пяток на носки, вернулся к столу и снова снял телефонную трубку.
Славинский не отзывался.
Еремин с Бондаревым переглянулись, один хмыкнул, другой почесал под носом, маскируя усмешку.
Панин нервно побарабанил пальцами по столу, схватил карандаш и еще раз прошелся по кабинету.
Карандаш не выдержал, хрястнул напополам.
Саша остановился. Швырнул обломки карандаша на стол, схватил телефонную трубку и с настойчивостью маньяка снова набрал Ромкин номер.
- Абонент временно не доступен… - монотонно объявил автоответчик.
- Твою мать! – Панин зло швырнул трубку на место.
Слишком много эмоций. Мешают работать, мешают думать, мешают спокойно жить. Надо взять себя в руки... Надо было убрать его из агентства – самое верное решение.
Скажи лучше, у тебя от него крыша едет...
Еремин сдержано вздохнул, сцепил руки и покрутил большими пальцами.
- Слушай, Саш, мы вообще работать будем или нет? Третий день коту под хвост…
- Не зуди, - оборвал его Панин.
- Тогда, может, мы пойдем? Телефон терзать ты и без нас…
- Не зуди, я сказал! – Панин прикрикнул и нервно схватился за сигареты.
Закурил, но после нескольких затяжек затушил окурок в хрустальной пепельнице и прошел к шкафу. Давно собирался Ромкино личное дело почитать, все руки не доходили. Хотя, что нового он может там увидеть? Стандартный набор, мать пьяница, отец неизвестен, дом ребенка, детдом, интернат – все, как у всех.
Какой-то он ненормальный все-таки...
Оно тебе надо? Перевести его в хороший детдом – и все дела. Сразу кучей проблем меньше. Появится, так и сделаю – пообещал себе и снова нервно схватился за телефонную трубку.
Еремин шумно вздохнул, пробубнил что-то невнятное. Бондарев взял со стола ведомость, сделал вид, что читает.
Может, все-таки выпить? Чуть – чуть, от нервов.
Нервы... Черт побери, что-то не то с ним в последнее время. Расклеился, распустился. Проблемы валятся отовсюду... Администраторы и те уже смеются.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Кого, к чертям, еще принесло?
Славинский?!
- Ты где был?! – Панин едва сдерживается, чтобы не кинуться к нему, когда Ромка возникает на пороге. Отступил назад, пропуская его в квартиру.
Славинский волочет мимо него ноги в комнату, оставляя на полу комья мокрой грязи. Молчит. Где-то он там остался. Тело пришло, а самого его нет.
Мокрый, взъерошенный, словно воробей на ветке. Чумазый, грязный… Куртка, джинсы, лицо… Как в луже выкупали… Потерянный.
- Ты окопы там, что ли, рыл?
Ноль эмоций. Мимо него, как мимо мебели.
- Э! Я с тобой разговариваю!
- Не ори на меня!!! - разворачивается резко, срываясь на крик. Смотрит зло из-под нависшей на глаза мокрой челки, сопит. Губы сжал.
Бондарев переглянулся с Ереминым, показал глазами на дверь. Тот кивнул в ответ, поднялся из обитого мягкой кожей кресла.
- Саш, мы пойдем. И так уже…
Панин не обращает на него внимания. Подходит к Славинскому, стягивает с него куртку – хоть выжимай – бросает в угол. Присев, расшнуровывает ботинки, шнурки слиплись от грязи…
Не замечает, как Еремин с Бондаревым исчезают за дверью.
Голубоглазое чудо молчит, позволяя Панину стаскивать с него грязную одежду. И вдруг:
- Помнишь, ты говорил, чтобы мы были союзниками...
- Что? - Саша поднял голову и напоролся на взгляд Ромкиных глаз.
Роман просверлил его взглядом. Просто пробуравил насквозь.
- Что-то случилось?
Нет, что за манера такая все время в глаза смотреть? Что ты увидеть там хочешь? Наизнанку меня вывернуть?
- Если я попрошу об одной вещи, ты сделаешь? – Ромка моргнул, облизнул губы и снова уставился на него, теперь уже ожидая ответа.
- Если ты объяснишь, в чем дело.
- А если не объясню?
Панин кивнул
- Хочешь, чтобы я делал что-то вслепую?
Ромка приоткрыл рот и снова моргнул, похоже, он не очень понял Сашину фразу.
- Ладно, проехали. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Рома замешкался. Не то, чтобы он не знал, чего хочет, знал – чтобы Валеева никогда больше не было в его жизни, чтобы он никогда больше не мог ничего сделать ему или Владу, чтобы он был очень, очень далеко... Так и сказал, наконец:
- Хочу, чтобы его больше не было.
- Хочешь, чтобы я его убил? – уточнил Саша.
Ромка помотал головой и потупился. Не совсем еще решился.
- А что тогда? – снова спросил Саша.
- Чтобы он больше не лез...
- Думаешь, это он Влада...? – Саша спросил тихо и осторожно, словно боялся сказать что-то не так.
Рома кивнул. Не стал говорить, что Артема он уже видел, и он опять ему угрожал… Саша сам догадался.
- Он что, приходил? Или звонил?
Славинский промолчал, уставившись в пол.
- Не хочешь говорить?
- Не хочу.
Александр не настаивал. Отвернулся, поднял его грязные шмотки с пола, понес их в ванну.
- Хочу, чтобы его посадили, - услышал за спиной.
Саша оглянулся.
- В тюрьму... - Ромка все так же смотрел в пол.
Саша взглянул на него и тоже опустил глаза. Светиться перед прокуратурой было сейчас не в его интересах. Да и Валеев, если что, молчать тоже не будет. Нет, уж проще убить...
- Ты поможешь? - вдруг услышал Ромкин голос, неожиданно твердый и уверенный.
- И по какой статье его сажать предлагаешь?
- По которой надолго.
- Ну... Вот если б он тебя... и ты бы об этом заявил... Можно было закрыть, тебе еще шестнадцати нет. Но надолго не обещаю. – Панин бросил шмотки в корзину, включил воду в ванной – Давай, залазь…
- А нельзя заявить как будто он сейчас... ну, это...? – Ромка подошел, и прежде чем встать под душ снова впился в Панина глазами.
Саша прищурился
- Это было?
- Нет…
Панин отвернулся:
- Шампунь на полке, полотенце на вешалке.
- Ты поможешь? – Ромка не дал ему уйти, схватил за руку.
- Ром, понимаешь... – Панин разжал его пальцы, вцепившиеся ему в рукав - Тебя отправят на экспертизу. И если не подтвердится...
- Значит, надо чтоб я с ним...? По-настоящему?
Панин молча пожал плечами.
- Какая у Марина группа крови?
- Причем тут Марин? – Ромка сразу набычился.
- Можно с кем-то другим, но надо чтобы у него была такая же группа крови, как у Валеева.
Славинский кивнул, что понял. И вдруг спросил:
- А у тебя какая?
- Третья положительная.
- А у Артёма?
Панин вздохнул, прежде чем ответить.
- Третья... положительная... – проговорил медленно.
Ромка молчал, глядя на голубоватые разводы кафельной плитки у него под ногами. Заговорил тихо и глухо.
- Я просто хочу его посадить. Хочу, чтобы его не было... Не было! Никогда!
Что-то такое неясное промелькнуло в его глазах, не то вспышка боли, не то бессильной ярости. Промелькнула и скрылась в бездонном множестве других тайн его души, затаилась на время...
Саша повернулся и вышел из ванной, прикрыв дверь.
Какой же он еще ребенок, Господи...
Панин подошел к окну, отогнув штору, посмотрел на улицу. Темень, хоть глаз выколи. Ни фонари не горят, ни окна. Даже луна, чертовка, куда-то спряталась...
А глаза у него красивые... Безумно красивые...
Что?!
Саша встрепенулся. Этого еще не хватало! Нет, убирать его к чертовой матери! Вопрос решен! Собственно, и вопроса здесь никакого нет. Ему нужна нормальная работа, нормальные бабки, нормальная жизнь, к которой он успел уже привыкнуть. И безо всяких паршивых сюрпризов. От себя самого в том числе.
- Это только кажется, что темно. Там светло на самом деле. – Ромка уже успел одеться в чистое, и теперь мягко ступая, подходил ближе. Выглянул из-за Сашиного плеча.
- Когда дома, всегда так кажется…
Его голос прошелестел у самого уха. Или так только показалось. Но обожгло, будто дракон огнедышащий притаился за его спиной. Саша обернулся.
Голубые Ромкины глаза все так же безотрывно смотрели прямо на него, как и несколько минут тому назад. Гипнотизирует он его, что ли?
Лучше смотреть на улицу. Там спокойно, тихо. Никаких тебе катаклизмов...
Ромка встал рядом и вдруг спросил совершенно неожиданно, указывая рукой в окно:
- Вон, видишь дом? Большой такой, недавно построили.
- Шестнадцатиэтажка? – Пани оперся ладонями о подоконник.
- Ага.
- И что? – в душе промелькнули смутные подозрения.
- Я давно на него смотрю. Пошли туда на крышу гулять?
- На крышу? – предложение было странным. – Сейчас?
- Пойдешь?
- Пойду.
Вот это номер, - усмехнулся он сам себе. И тут же сам с собой поспорил – А почему бы нет?
Ромка улыбнулся и побежал в прихожую.
- М-да... – Панин еще раз глянул на указанное Ромкой здание. – Бред какой-то...
По крыше шестнадцатого этажа Славинский шел уверенно, словно по простому футбольному полю. Саше же очень хотелось встать на четвереньки. Гордость не позволила, принудила держаться прямо и даже улыбаться. Честно говоря, прогулка начинала ему нравиться, не смотря ни на что. Роман подкупал своей бесшабашностью, детской непосредственностью, хотелось расслабиться и ни о чем не думать. И падающий мягкий снег вдруг показался ему красивым, переливается, искрится, а едва коснется ладони – превращается в крохотную капельку... Да плевать ему было всегда и на снег, и на то, какого цвета небо ночью, и на то, как какая звезда называется, и на многое другое просто плевать. А тут он вдруг заметил, что окна домов горят, как разноцветные елочные гирлянды, а машины внизу мелькают, как стаи светлячков.
Славинский подошел к самому краю крыши.
- Рома! – сердце вдруг ёкнуло, и словно перепрыгнув через препятствие, забилось сильнее – Свалишься на хрен!
Но Ромка только рассмеялся его испугу. Ограждение по краю крыши было чуть выше его колен. Он медленно перенес одну ногу, поболтал ей в воздухе, словно дразня кого-то, поставил на среднюю полосу арматуры.
У Панина грудь свело судорогой
- Ромка!
А что, мелькнуло в голове, чем не решение проблемы? Роман разбился, несчастный случай, и не виноват никто. Сразу наступит покой и благодать.
Роман поднял другую ногу, поставил ее на тонкую среднюю арматурину. Теперь его опорой была лишь тонкая металлическая жердочка, да вторую, повыше, он зажимал между лодыжек.
- Рома! Стой! Не двигайся! – Панин с трудом пересилил свой страх, метнулся к Славинскому.
Роман раскинул руки в стороны.
- О, боже, - простонал Саша. Сердце, казалось, готово выскочить из груди. – Что же ты делаешь...
Роман обернулся
- Иди сюда.
- Не шевелись! Я иду! Иду...
- Не бойся, - он улыбался. – Смотри, как тут здорово. Как будто ты летишь.
- Слетишь сейчас к чертовой матери! Не двигайся!
- Дай мне руку.
Александр придвинулся, сжал его руку. Почувствовал, как колени задели ограждение. Славинский стоял совсем рядом.
- Обещай, что поможешь, - вдруг сказал серьезно.
- Рома…
- Обещай! – Ромка слегка наклонился вперед.
- Ладно, ладно! – Панин поспешно схватил его второй рукой – Обещаю!
Ромка отпрянул назад, и Панин, подхватив его, упал на заснеженную площадку крыши.
Закрыл глаза.
- Шантажист... – он, кажется, не замечал, что все еще прижимает Ромку к себе. Слишком крепко.
Роман пошевелился. Сан Саныч опомнился, разжал объятия. Сел, по собачьи тряхнул головой. Загреб горсть чистого снега, приложил ко лбу, к щекам.
- Саша...
- Не делай так больше. – Панин не обернулся. Пульс явно за сто...
- Прости, я не подумал... – Рома тоже сел.
Александр вдруг усмехнулся
- Бедный Валеев...
- Что? – Славинский изумленно посмотрел на него.
- Сколько он с тобой проработал? Полгода?
- А что?
- Ему надо было молоко за вредность выдавать.
- Почему это?
- Провести с тобой полгода в тесном контакте... Это я не знаю, какие нервы надо иметь.
Славинский поднял голову, посмотрел на выглянувшие из-за низких облаков звезды. Перевел взгляд на Панина:
- Ты обещал.
- Что? – Панин встретился с ним глазами. – Ну, знаешь...
И вдруг добавил:
- Ты не желание вызываешь. Ты просто сводишь с ума...
* * * * * * * * * * *
- Саш, ну Дениса твоего ждать или нет? Светка его вчера весь день прождала... – слегка обиженно щебетала в трубку Леночка.
- Что? Зачем? – Панин оглянулся на открытую дверь комнаты, сглотнул и приложил пальцы ко лбу, как от нестерпимой головной боли. При воспоминании о минувшей ночи его ощутимо била дрожь...
- Ты ему хоть передавал? – догадалась поинтересоваться девушка.
- Забыл. Прости. Сегодня скажу...
- Забыл??? А что ты на мне женишься, ты еще хоть помнишь? Я что, по-твоему, одна все готовить должна? О чем ты только думаешь, я не понимаю!
Жениться? Да, да, жениться... О, Господи!
- Саша! Что с тобой?! Ты как без головы сегодня.
- А? Нет, я слушаю, слушаю...
В комнате, на своей постели сладко потянулся Славинский, перевернувшись на спину. Сколько ж нервов он ему вытрепал…
- Саша! Ты что там, умер, в конце концов?! С тобой совершенно невозможно...
- Да слышу я! Не ори.
- Что? – Леночка внезапно притихла от его грубости, но только на секунду, чтобы собраться с силами перед полным возмущения воплем.
Он оборвал этот гром, просто повесив трубку.
Накроется свадьба медным тазом. Ох, накроется. Господи, как все не к стати...
Ромка сразу поднял голову, как только он вошел в комнату. Будто ждал его.
- Лена звонила?
- Лена... – Александр открыл дверцы шкафа, принялся перебирать одежду.
- А вы правда поженитесь?
Саша не обернулся.
Он не стал говорить, что заявление уже ждало своего часа в ЗАГСе. Не хотелось сейчас ни о чем разговаривать. Да и разговор о женитьбе был для него неприятен.
В последнее время он все чаще задумывался, правильно ли он делает. И злился на себя за это, усматривая в сомнениях признаки слабости. Ему нужна была семья. Нужен был сын. Да и тесть – прокурор, что греха таить, при его жизни был совсем не лишним. Только вот именно жене в Сашином раскладе места никак не находилось...
Нет, что с ней делать в постели, он, слава Богу, знал, и кое какой опыт по этой части у него имелся. А вот по жизни рядом с ней чувствовал себя скованно. И воспринимал ее, как печальную неизбежность.
Баба – она ж вообще существо убогое, непонятное. Во – первых, трещит сто слов в минуту, из них по делу не больше пяти. И что не так ей скажешь – сразу в слезы. У них постоянно глаза на мокром месте. А слез Панин выносить не мог. Стыдно признаться, но он терялся и чувствовал себя совершенно по-идиотски, будто у младенца любимую игрушку отобрал. Да ладно бы по поводу сопли распускали, а то ведь так... То она мечтает о чем-то, радуется там чему-то, что сама себе придумала, то о чем-то тревожится, чего еще и в помине нет, нервничает и все уши тебе прожужжать готова, что будет, когда что-то там будет... И, главное, никакой конкретности! Что по жизни, что в сексе. С мужиком все просто, все понятно, оба понимаем, зачем пришли, не звездами же любоваться. А с бабой... То есть вполне может быть, что и звездами. С Ленкой, например, так и было. Черт ее знает, что ей на самом деле надо. Что он ей нравится - факт очевидный, заявление в ЗАГСе лежит. А результата – ноль. И получается, что он, как дурак последний, вокруг нее хороводы водит, а она все ему про какую-то х*** рассказывает. И так постоянно. Да в гробу он видал такое эстетическое удовольствие! И попробуй подъехать конкретно, чего доброго, еще и по морде навернет. И без бабы никак не обойтись, приходится терпеть. Нет, если б ученые пораскинули, наконец, мозгами, да научились бы выводить детей в пробирках, так, чтоб они из пробирок и рождались, он и обошелся бы без баб совершенно...
Кажется, мысль про пробирки он ляпнул вслух. Ромка сглотнул и поднял на него свои бездонные голубые глаза – блюдца:
- В пробирке? А любить его кто будет, когда он родится?
Фраза неожиданно обожгла. Ишь ты, люби-и-ить...
Он и сам не ожидал, что так его зацепит. Разом вспомнилось «золотое» детство, нахлынуло, будто только вчера это было. Все – тоска, тайные слезы, мечты... И вера, тупая детская вера, что когда-нибудь придет и заберет мама. И будет, нет, не жалеть, не шмотки разные покупать или игрушки, как всем домашним, а просто – любить.
Вот черт...
- Саша?
- А? Нет... ничего...
На секунду только обожгло, а он заметил. Смотрит.
- Саш, твоя мама тебя любила, ты не думай, - Ромка произносит слова, глядя прямо ему в глаза – Просто она была очень несчастная...
Ромка совершенно отчетливо, как наяву, видел все движения мрачной Сашиной души. И внезапная вспышка боли не укрылась от его внимания, и смятение, старание подавить чувство, все это он видел.
Александр опустил глаза вниз, стараясь скрыть эмоции. Вытащил из шкафа чистую футболку, бросил Ромке:
- Одевайся. Пошли завтракать.
С Александром было что-то не так. И даже не надо было быть эмпатом, чтобы это увидеть. Уже одно то, как осторожно – бережно он вел машину, словно у него на капоте стояла хрустальная ваза, соблюдал все знаки и притормаживал у каждого светофора, заставляло усомниться в его душевном здравии.
Роман время от времени поворачивал к нему голову, пытаясь всмотреться в темные бездны директорской души, прислушивался к чему-то, одному ему ведомому, но Сашины чувства были слишком сумбурны, чтобы их понять.
Александр привез Ромку к спорткомплексу, открыл дверь, пропуская его впереди себя. Подбежал Еремин, по-привычке отпуская какую-то шуточку. Панин молча прошел вперед, как будто его тут и не было.
- Э! Ты чё такой? – администратор заметил его состояние, вмиг стал серьезнее.
- А? – Саша повернул к нему голову.
- Что-то ты как кирпичом шарахнутый…
Саша не ответил, подвел Славинского к ребятам из его группы и, ничего не сказав, отошел к администраторам.
Ромка был растерян. Саша молчал всю дорогу, и попытки заговорить с ним уходили в пустоту. Он будто отстранялся от Ромки сейчас. В его душе явственно читалось смятение, и Ромка смутно понимал, что он и есть тому причина.
А Ромка просто устал. Устал думать, чувствовать, бояться… Жить. Он просто устал. Даже не обратил внимание на всегдашние подколки парней и мат Сашиных помощников. Двигался по инерции, делал все то, что миллион раз уже, наверное, отработали на репетициях.
Он сбился всего на полшага, но тут же в ответ на свою оплошность получил локтем в бок
- Чё встал? – Руденко, проходя вперед, матерно выругался.
Хаос и столпотворение на предварительных показах на самом деле никогда не были бестолковой суетой, как это на первый взгляд казалось. Все модели и их администраторы имели строго свое место с момента появления в студии. Как они должны идти, когда и в каком порядке было всегда определено заранее.
Две группы Панинского агентства в строго регламентированном порядке подошли к лестнице, пропустив впереди себя молодых людей из «Востока». Ребята шли ровно, даже задумавшийся Ромка ничем не нарушал строй. Администраторы двигались сзади и чуть правее, одним глазом бдя за подопечными, другим успевая разглядывать конкурентов. Александр, слегка помятый и непривычно взъерошенный, переговаривался в полголоса с Денисом, которому успела уже позвонить Леночка и нажаловаться на будущего супруга.
- А ты особо не торопись, - советовал будущий свидетель расстроенному жениху – держи марку. С бабами только чуть уступишь, все, на шею сядут, моргнуть не успеешь. На самом деле это бабе надо, чтоб ты женился. Вот и покажи ей, будет возбухать, вообще пошлешь...
- Не, День, ты не прав, – перебил Панин вполголоса. – Это мне надо.
Денис глянул на своего директора, как на сумасшедшего. Саша объяснил:
- Она себе всегда родит, если захочет. И муж ей на хер не нужен. А ты попробуй без них...
- А тебе что, рожать приспичило? – усмехнулся Денис.
- Мне сын нужен. И без бабы я, сам понимаешь... Черт, как-то мириться придется...
Впереди Руденко толкнул Славинского, обошел его, и, идущий следом Дмитрий, поравнялся с Романом. Саше не было видно, сказал ли он что-то, показал ли жестом, но Ромка вдруг совсем сбился с ноги и остановился.
Администраторы отреагировали мгновенно, ломанулись вперед, намереваясь придать Славинскому ускорение. Александр появился рядом, как раз когда один из них дернул Ромку в сторону. Жестом остановил помощников.
- Что случилось? – встал перед Ромкой.
- В кроссовок что-то попало, - соврал Славинский, не поднимая глаз.
И вдруг при всей этой толпе генеральный опустился перед Ромкой на корточки. Расшнуровал его кроссовок, снял с ноги, проверил рукой внутри, и снова, не торопясь, обул и зашнуровал.
Ромка стоял не двигаясь, совершенно ошарашенный, заливался краской и не смел оглянуться на окружающих. Он и так ощущал спиной всеобщее офигивание и нарождающийся глумливый хохот.
Саша поднялся. Славинский, как пришибленный, с пылающими ушами, поспешил пойти вперед, страшно боясь, что к нему кто-нибудь сейчас подойдет... _________________ Не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти.
Добавлено: Ср Дек 19, 2007 1:01 am Заголовок сообщения:
Эй, Дим, чего случилось-то? У меня два дня этот форум вообще не открывался. Что у вас нового? _________________ "Я стараюсь меньше лгать, больше злиться."
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Вход
Войти и проверить личные сообщения
