Добавлено: Пн Сен 10, 2007 11:39 pm Заголовок сообщения:
КАК ИЛЬЯ УЧИЛ МЕНЯ РАБОТАТЬ И ЖИТЬ
Сначала надо упомянуть, как у нас в «R-ant риэл сервис» директорствовал сам Томилин. Глядя, как мечутся по агентству, поджав хвосты, его риэлторы, аудиторы и юристы, с пеной у рта изображая кипучую деятельность, очень трудно было поверить, что этот грозный начальник иногда еще и человеком бывает. Он славился своим авантюризмом и у нас его так и прозвали «Товарищ Бендер».
По утрам, первым делом, сев в свое законное директорское кресло, товарищ Бендер собирал всех в кучу и устраивал им такую выволочку, что у этих взрослых парней, имевших жизнь во всех позах одновременно, как они сами о себе говорили, уши горели.
- Ваше корпоративное бл***ство привело вас в большую финансовую задницу, господа. Кто еще не пропил глаза окончательно и помнит, как выглядят цифры, посмотрите в сводки, пожалуйста.-– Довольно спокойно начинал Илья Александрович, возвышаясь над столом и опираясь о его край руками. – Вот вы всё упираетесь, что я вам работать не даю. Гублю творчество на корню, давлю инициативу и мешаю развернуться. Ну, и что вы тут наработали, инициативные вы мои? Сидим на жопах, ни хрена не делаем, мечтаем о какой-то сладкой жизни, чтоб бухало рекой и телки голые из лимузина во все стороны. Это и есть ваш творческий процесс? Да на х*** я видал такую работу! У меня бабки с неба не валятся! Чтоб в кабаках не просыхать, тачки бить на ближайшем повороте, и другие прелести жизни себе обеспечивать, надо, как минимум, оторвать свои жопы от дивана и делать хоть что-нибудь!
Затем он переходил к конкретному разбору работы каждого, давя их вопросами со свойственным ему ядовитым сарказмом. Эта часть его проникновенной речи была самая долгая и самая колючая. Иногда, выясняя отношения с кем-то из подчиненных, Томилин поворачивался ко мне и говорил:
- Вика, заткни-ка уши, пожалуйста…
И крыл несчастного такими выражениями, что я и значения-то их не всегда понимала. При этом он умудрялся говорить строго по существу.
И в заключении, уже устав от этой ругани, он говорил:
- Не хотите работать, черт с вами. Сами по себе хотите, себе на карман, без меня, - пожалуйста. Я никого не держу. Но имейте в виду, пока вы подо мной, пахать вы будете по моим правилам! У меня все. Спасибо.
Когда все расходились, обиженные, разумеется, Илья мог кого-нибудь задержать и дать задание:
- Отработаешь в Минске для (он называл имя клиента).
Подчиненный начинал что-то говорить, что низкая облачность, погода не летная, а на наземный с билетами проблема и т. д.
Томилин резко перебивал:
- Значит, по шпалам пешком пойдешь!
Возражать больше никто не смел.
Вообще это был обычный стиль руководства нашего генерального. Возражений и оправданий он не принимал. Он просто отдавал приказания, и они должны были в точности быть выполнены. Как и что для этого делал юрист или аудитор, Томилина не интересовало. Ему нужны были только такие люди, которые способны пойти туда, не зная куда, и принести то, не зная что. Илью никогда не интересовал диплом работника, или предыдущий опыт работы, как на всех нормальных предприятиях. Его подчиненный должен был уметь делать все абсолютно.
Как-то он подвел ко мне молодого человека, бросил на стол его документы и кратко приказал:
- Проведи мне его по штату.
Что сии странные слова означают, я только приблизительно догадывалась. К кадровому делопроизводству я имела такое же отношение, как колхозная доярка к ракетам с ядерной боеголовкой. Я всего-то навсего среднюю школу кое-как закончила. При этом объяснять мне что-либо никто не собирался. Ни вечно занятой секретарь, ни, естественно, сам Томилин.
Утром следующего дня, едва забрезжил рассвет, я взяла в зубы некоторую финансовую наличность, и помчалась на ближайшую фабрику в отдел кадров. Там-то мне и объяснили, как смогли, что это загадочное выражение «провести по штату» означает, какие формуляры и как именно я должна заполнить. Так вот, примерно, я и обучалась всей административной премудрости. То есть, нужно было еще найти, где и как обо всем узнать. А Томилин получал от всех уже готовый результат. Если же ему перечили, или не дай Бог говорили «не знаю, не умею», он просто вышвыривал из агентства в два счета, и брал тех, кто готов узнать и суметь все, что надо. Сам по характеру авантюрист, Илья и от своих подчиненных требовал такого же авантюризма. А как еще это можно назвать, когда молодой человек с неполным средним образованием, готовил для налоговой бухгалтерские ведомости? Я их, кстати, тоже иногда готовила, по ходу дела узнавая, что такое «дебет», «кредит», и зачем их «сводить».
В общем, крутились у Томилина, как белки в колесе, и дышали, как загнанные собаки. «Процесс добывания денег легким быть не может», - это изречение генерального директора наизусть знали все.
И вот когда в очередной раз я не справилась с работой, потому что надо было дать кое-кому взятку, чтобы оформить документы в срок, а я этого не умела, Томилин у меня спросил, как дела. Я так прямо ему и сказала, что взятки давать не умею, и не знаю, как это делается. Может меня увольнять, но я не умею и все тут.
– В конце дня зайди ко мне, надо с тобой поработать. – спокойно попросил Илья.
Что он имел в виду, я не знала, но ослушаться начальство мне в голову не приходило. Так что после работы я прибыла к Илье Александровичу. Вообще-то, я думала, надо опять с какими-то документами разобраться.
Было уже шесть часов вечера, секретаря уже не было, только охрана в холле скучая переминалась с ноги на ногу. Томилин сидел за своим столом, как обычно, работал в компьютере в Excel.
- Ты слишком неуверенно себя чувствуешь, - сказал мне, не отрываясь от своего занятия.
И вдруг... предложил мне поиграть. При всем моем уважении к товарищу Бендеру, это показалось мне полной чушью, но возражать начальству – себе дороже.
Томилин объяснил правила. Мы должны сидеть спиной друг к другу и задавать любые вопросы по очереди в течение часа. Можно при этом делать что-то еще, слушать музыку или жевать бутерброд, главное, не оборачиваться. Он поставил стулья на середину кабинета и указал рукой на один из них:
- Прошу.
- А какие вопросы? – настороженно спросила я. Честно говоря, помня, о чем обычно разговаривают между собой его подчиненные, я подумала, что и его вопросы будут на грани фола, так сказать.
- Любые. – ответил он, сел на стул и положил себе на колени папку с бухгалтерией. Я осталась стоять. Он поднял голову, посмотрел на меня и поправился: - Ну, хорошо, ты мне любые, я тебе не интимного характера. Так тебя устроит?
Почему бы нет? Не убудет от меня, если я поболтаю с ним часок. Я села.
Илья вдруг вскочил, выбежал в секретарскую, и вернулся с двумя чашками кофе и бутербродами на подносе. Поставил на стол с моей стороны:
- Угощайся.
Уселся на свое место и начал меня расспрашивать, как мне казалось о всякой ерунде. Например, какие книжки я в детстве читала, во что играла, вообще, какой я была тогда. Затем вопросы «усложнялись» и, в конце концов, перешли в разряд откровенно неприличных.
- Ты говорил, не будешь задавать такие вопросы. – Хорошо, что Томилин сидел ко мне спиной, если б он повернулся, то увидел бы, что я давно уже красная, как помидор, до самых кончиков ушей.
Илья помолчал, видимо, соображая, как быть со мной дальше. Вздохнул:
- Ладно, извини. Не буду. Теперь твоя очередь.
- Что моя очередь? – Я так себя неловко чувствовала, что перестала соображать.
- Вопросы задавать. Если, конечно, хочешь.
Я молчала.
- Вик, сейчас ты можешь встать и уйти, – сказал он мне, так и не повернувшись - Или можешь остаться. Выбор за тобой. Только, пожалуйста, имей в виду, что я над тобой не смеюсь, и я не собираюсь тебя оскорблять.
Однако я была уже «под впечатлением», а потому встала и пошла к двери, не взглянув на него ни разу.
- Логично, - услышала за спиной. Он помолчал еще немного, пока я не дошла до самой двери, и тогда сказал:
- А если я попрошу тебя остаться? Если мы будем считать, что я прошу у тебя прощение, а ты делаешь мне одолжение, тогда останешься?
Я остановилась. Я просто была растеряна, не знала, как поступить. Медленно повернулась и вернулась на свой стул.
- Ты легко управляема, - заметил Илья.
И вдруг до меня дошло. Он же просто со мной играется! Как кошка с мышкой – то прижмет, то отпустит, но не далеко от своих цепких когтей.
И я представила, как завтра утром, в качестве развлечения, он будет рассказывать своим дружкам – юристам и аудиторам все, что я ему тут наговорила. И все вместе они будут над этим хохотать.
Я почувствовала, как кровь застучала у меня в висках, как запылали щеки и уши, и можно было, конечно, сейчас вскочить, убежать и уже дома прореветься, представляя самодовольную рожу Томилина и то, как он будет меня передразнивать… Но тогда, наверное, так все и будет.
- Сейчас моя очередь, - сказала я.
- Не спорю, - почти безразлично отозвался Илья.
С усилием я взяла себя в руки и спросила его что-то о его детстве. Мне был не важен его ответ. Мне просто нужно было время, чтобы прийти в себя.
Однако Илья принялся отвечать на вопрос вполне добросовестно. А потом опять-таки неожиданно для меня спросил:
- Все? Успокоилась?
И я поняла, что абсолютно для него прозрачна…
В другой раз, только я вошла в кабинет, Илья огорошил меня вопросом:
- Слушай, а почему ты так ходишь?
- Как?
- Ну… вот пройдись.
Я прошлась. Илья сел на диван, скрестил на груди руки:
- Ну-ка, залезай на стол.
- Зачем? – Я прямо опешила.
- Хочу на тебя посмотреть.
- Я не хочу, - говорю.
- Почему?
- Не хочу и все.
- Давай, давай! Залазь! – Он встал, подошел ко мне и взял за локоть.
- Да не хочу я! – Выдернула я руку.
- Я что-то обидное прошу тебя сделать? – Он развернул меня к себе лицом.
- Да, - говорю, - я не люблю, когда на меня пялятся. Я не проститутка.
- А я тебя и не покупаю. – сказал Илья, - Я просто хочу, чтобы твоя походка была увереннее, чтобы ты не выглядела, как взъерошенный воробей на ветке. В конце концов, ты мой администратор, ты должна выглядеть на все сто. Это плохо?
- Нет, но…
- Так, давай, залезай на стол. Давай, давай, не упрямься.
Он подал мне руку и пододвинул стул. И я подумала, а чего действительно я так зажалась? Прямо как клуша какая-то деревенская. Посмотрела на Томилина и легко впрыгнула на стол. Пошла к его директорскому креслу.
Илья отошел назад и наблюдал за мной, наклонив голову на бок. На его столе всегда был целый ворох бумаг, лежали они там и сейчас. Столы в его кабинете стояли буквой Т. Я дошла до его стола и спросила:
- К тебе на стол можно?
- Можно. – Он улыбнулся.
И я кроссовком на все эти бумаги бац! Развернулась и пошла обратно.
- Так, - говорит Томилин, - теперь представь, что ты королева. Идешь к своему трону, вокруг толпы твоих подданных падают ниц. Ты киваешь им снисходительно и надменно. Пошла!
Я прошлась, как он сказал.
- Так, хорошо… Головку еще чуть-чуть вверх… Смотришь на всех свысока, чтоб все сразу чувствовали свое место. Та-ак… Ножку ставь увереннее. Еще увереннее… Вокруг твои недостойные вассалы падают ниц…
- А ты кто?
- Я? Твой камердинер.
- Тогда падай ниц, - говорю, набравшись наглости.
Он засмеялся, и наигранно вскрикнув:
- О, моя королева! – действительно бухнулся на колени, да еще и голову к полу склонил. Ничего себе!
В кабинет вошел Вениамин и замер на пороге. Картина была та еще. Я дефилирую по столу, снисходительно и надменно поглядывая на генерального, а сам Илья Александрович склонился на полу в поклоне, да еще и бормочет что-то типа:
- О, моя королева! О, свет очей моих!
Можно себе представить, что пришло в голову его секретарю.
- Илья Саныч, Вам когда машину подавать? – давясь от еле сдерживаемого смеха, спросил он.
Илья мигом вскочил на ноги:
- Да, действительно, сейчас еду.
Вениамин еще раз оглядел меня сверху донизу, фыркнул и исчез за дверью…
Так вот мы и общались на протяжении нескольких вечеров.
А потом я все думала, зачем он придумал все эти вечерние разговоры? Поговорить ему, что ли не с кем? Что от этого действительно может быть какая-то для меня польза, я как-то не верила. В общем, я уже начала Томилина жалеть и возомнила, что он, бедный, несчастный, и поговорить-то толком ни с кем не может. Как и я же. Потом, правда, последний вопрос начал проясняться, он как-то меня спросил:
- Помнишь, когда ты ко мне только пришла? Ты меня боялась?
Конечно, я помнила. И, разумеется, боялась.
- А сейчас ты тоже меня боишься?
Пока я обдумывала ответ, потому что, по правде говоря, я все еще его побаивалась, он сказал:
- Понимаешь, мы все просто люди. К какому бы большому чиновнику ты не приходила, ты всегда помни, что он просто человек, такой же, как ты, как я, как все остальные. У него масса своих комплексов, своих страхов, своих слабостей, даже если он хочет казаться очень – очень важным и значимым. Бояться его нечего, он ничем от тебя не отличается, у него так же чувства свои, эмоции, желания всякие, и не совсем приличные, в том числе. Если б ты знала, о чем он думал за пять минут до твоего прихода, ты бы, может, вообще над ним смеялась. И не надо краснеть, когда он на тебя смотрит. Я тебя потом научу, он сам тебя бояться будет…
В общем, все эти «разговоры по душам» были всего лишь частью моей «боевой подготовки». Потом он еще учил меня буквально, как куда входить, каким тоном, в каких случаях разговаривать, даже какое выражение лица нужно на себя напускать. Учил угадывать характер собеседника, его возможные слабости, его комплексы, учил как этим потом можно пользоваться, как уязвить, поставить на место, шокировать, или наоборот, расположить к себе, понравиться. Нет, он не требовал, чтобы я применяла все это на практике, просто он говорил, что когда у человека есть какое-то оружие, пусть даже чисто психологическое, он чувствует себя уверенно. Иногда он меня провоцировал, чтобы я его попыталась задеть, поставить на место, а потом поправлял, как надо было ему сказать, чтобы было обиднее. Говорил, как построить фразу так, чтобы внешне она была вроде бы безобидной, но имела скрытый смысл, хорошо понятный тому, для кого она предназначалась. Говорил, что самое главное показать человеку, что ты это о нем знаешь. Это было похоже на уроки фехтования, только вместо шпаг в качестве оружия использовались слова. Мне это не нравилось, я не привыкла к такому общению, и мне было как-то не по себе обижать людей. Хотя, я и раньше пыталась делать что-то подобное, когда меня подкалывали, или говорили мне что-то неприятное, но не так «хлестко», как Томилин. Илья же говорил:
- Тебя никто не просит нападать. Но ты должна хорошо уметь защищаться.
У меня были неприязненные отношения с некоторыми его риэлторами, вернее они всячески мне демонстрировали свое пренебрежительное отношение, показывали, что ни во что меня не считают. И как-то после одной такой неприятной стычки с одним из них, Томилин подошел и сказал мне на ухо:
- Ты знаешь, что он тоже интернатовский?
- И что? – спросила я.
- Думай! - сказал Илья и отошел, украдкой наблюдая, как я соображаю, что означает эта его подсказка. Я не умела унижать людей, и даже когда я поняла, как это можно сделать в данном случае, я просто не могла применить это на практике. Тогда Томилин снова подошел ко мне и так же на ухо сказал:
- Просто намекни.
Но я не стала. Хотя его подсказка мне помогла, я действительно почувствовала себя увереннее. Когда ты можешь поставить обидчика на место, то даже когда ты этого не делаешь, все равно становится легче.
В общем, уроки Томилина не проходили мимо моего сознания, но в силу своего характера я так и не научилась умышленно пользоваться этим оружием. По наивности мне все было кого-то жалко, я хотела относиться к людям по-хорошему. Все думала, а правильно ли я поступаю, не делаю ли кому-то плохо или больно. Илья говорил:
- Пока ты ищешь пути праведности, эти люди элементарно тобой пользуются.
Но это ничего не меняло. Для меня очень важным оставались чувства людей. И я все еще искала эти «пути праведности», как выразился Томилин. А его самого мне часто было жалко и хотелось пожалеть, но я всегда боялась это сделать. Боялась, что он обидится. Наверное, во многом я воспринимала его не таким, какой он есть на самом деле, но, в общем, он казался мне хорошим. «Хорошим» - такое наивное слово, но я и была тогда именно такой вот наивной.
Однажды Илья даже разозлился на меня за эту мою наивность, я что-то где-то опять не так сделала. Не проявила должной «бульдожьей хватки» и что-то там опять «прошляпила». Он хотел было сказать все, что он думает, но вместо этого только посмотрел на меня и вздохнул:
- Вот грех обижать убогую.
Впрочем, этим он тоже очень емко и точно выразил свое обо мне мнение. Наверное, он был прав. Одно могу сказать наверняка, он иногда казался мне этаким благородным героем, иногда я на него обижалась, а иногда вызывал сочувствие и хотелось его пожалеть, но мы были с ним очень разные.
Как-то Илья собрал очередное утреннее совещание. Я как-то даже в страшном сне представить не могла, что будет дальше.
- Ну, что? – подал голос Илья Александрович, - Начнем?
И совершенно неожиданно для меня объявил:
- На сегодня ответственным администратором будет Виктория. Прошу.
Он вылез из-за стола, уступая мне свое кресло, и уселся на кожаный диван напротив, как будто так и надо.
Ответственный администратор – это нечто вроде исполняющего обязанности генерального директора. Иногда Томилин делегировал свои полномочия кому-то из подчиненных на короткое время, чтобы они не только за свой собственный карман царапались, но и видели сами все проблемы агентства в целом, и понимали, что если урвать лучший кусок лично для себя, то завтра вообще никакого куска может не быть. Ответственный администратор решал все текущие проблемы в течении дня, на который был назначен, мог принимать решения, касающиеся работы всех риэлторов, юристов и аудиторов предприятия, отдавать распоряжения и управлять всем персоналом вообще. Короче, на один день он обладал почти всеми полномочиями самого генерального. Производственное совещание тоже проводил он.
И вот все это богатство свалилось мне на голову. Несомненно, Томилин это сделал умышленно.
Издевается… Я метнула в него обиженный взгляд, но он сделал вид, что все происходящее его уже больше не волнует.
Покраснев по привычке, я медленно поднялась со своего стула в скромном углу, и, стараясь ни на кого не смотреть, понуро побрела на освобожденный для меня трон.
На столе у Ильи лежали сводки, заботливо подготовленные им накануне. И когда только успел? Ящик спиртного с девочками и мальчиками нетрадиционной ориентации на закуску вроде бы к умственной работе не располагают…
К этому времени я уже научилась понимать, что там написано, и сейчас разобраться в этом труда не составило. Но как донести это до остальных?
Их было двенадцать, как святых апостолов, но в отличие от библейских праведников, эти ни добротой, ни смирением не отличались. Кто-то усмехнулся, кто-то хохотнул, а кто-то и обозвал меня непечатным словом в полголоса. И как, скажите на милость, ими руководить? Да я даже общую ситуацию по сводкам не могу им зачитать!
Я поерзала в директорском кресле, Господи, как же мне было в нем неудобно! Ознакомилась со сводками, старательно оттягивая тот момент, когда придется заговорить. Исподтишка стрельнула глазами в Томилина (вот садюга!), кашлянула и посмотрела на «подчиненных». В лучшем случае, они просто не обращали на меня внимание. Игнорировали демонстративно.
Нет, ну это невыносимо! Ну, за что мне такое наказание, а? Что я ему сделала? Может, помилует? Я снова посмотрела на Илью, уже робко – жалостливо. Сволочь…
- На сегодняшний день у нас… - выдавила я из себя, пугаясь собственного голоса и опять краснея, - в работе задействовано…
Они не слушали. Болтали о чем-то между собой, рассказывали анекдоты, посмеивались, или просто смотрели в стену, как будто они сидят в очереди к стоматологу.
Я повысила голос, стараясь говорить как можно увереннее. На некоторых это возымело какое-то действие, они, хотя бы, на меня посмотрели. В конце концов, я ведь не стихи собственного сочинения читаю! Здесь и результаты их работы, от которых их зарплата зависит, и возможные заявки на ближайшее будущее. И сейчас мы должны решить, как распределить эти заявки, кого и в чем более выгодно можно задействовать.
Один из риэлторов, Виталий, вдруг громко расхохотался.
- …А он ему говорит: «Если тебя по башке долбануть, у тебя шнурки развяжутся?»… - его сосед тоже перешел на громкую речь.
И словно по команде еще несколько человек начали галдеть, спорить о чем-то, смеяться…
Нет, ну, неужели они до такой степени меня не ставят ни во что? Я просто разреветься была готова.
А Томилин сидел, как ни в чем не бывало на своем диване, заложив ногу на ногу, и склонив голову на бок, ухмылялся.
И я разозлилась. Я что ему, подопытная мышка?! Ну, погоди, экспериментатор хренов.
Я встала:
- Я вам не очень мешаю?! – крикнула в сторону Виталия. – Если вас работа не интересует, может, пойдете прогуляетесь?!
Ни какой реакции. Ржут еще громче.
- Тогда заявок вам на сегодня не будет! – сказала я тоже громче. День простоя в денежном эквиваленте значил не мало, если еще учесть, что некоторые заявки могли бы обеспечить их выгодной работой и на ближайшую неделю. Что ж, «вкусный кусок» им явно не достанется.
- Эта пигалица там что-то пропищала, я прослушал? – наконец отреагировал Виталий.
- Я сказала, что сегодня вас учитывать не буду! – Произнесла я, стараясь, чтоб мой голос был строго – официальным.
- А ты не много ли на себя берешь? – Пренебрежительно скривился Виталий, видимо желая показать, насколько «в падлу» ему со мной разговаривать.
- Беру, что положено! А ты можешь быть свободен!
- Ни хрена она оборзела! Я тя щас так положу, что ты у меня весь целиком заглотишь!
Да, вот так они и разговаривали.
Я взяла сводки и начала громко зачитывать текущую информацию, как бы его игнорируя.
- Ты оглохла?! – рявкнул Виталий.
- Она ох***- громко заржал его сосед.
- Илюша, может, хватит уже этого цирка?! – Обратился Виталий к Томилину. – Ну, потешил сучку, так, может, работать уже начнем?!
Илья не отреагировал никак. Теперь он сидел, навалившись на мягкую спинку дивана, и прикрыв глаза, делал вид, что дремлет.
Я швырнула сводки на стол и пошла из его кабинета. Он не соблаговолил даже открыть глаза.
Поднялся галдеж, перебранка, кто-то пытался «наехать» на Томилина, взывая к его здравому смыслу…
В холле я подошла к дежурным охранникам и сказала, что Томилин назначил меня ответственным администратором. А некоторые несознательные «подчиненные» мне работу срывают. Требуется им помочь покинуть кабинет, раз уж они сами дорогу к двери забыли.
Охранники переглянулись. Видимо, известие о моем назначении не казалось им правдоподобным. Но с другой стороны, если я не вру, лучше мое требование выполнить. Как ни крути, а обеспечивать порядок их прямая обязанность. И если я действительно ответственный администратор, на сегодня объект их неустанной заботы – я.
Николай и Мишаня грузно подняли свои накачанные телеса с кресел. Нехотя, вразвалочку, как бы снисходительно, вошли в директорский кабинет.
Томили все так же сидел на диване, отвечая редкими репликами на возмущенные «вопросы трудящихся».
Я подошла к Виталию и сказала:
- Покиньте, пожалуйста, кабинет, не мешайте работать!
От негодования он даже не сразу нашелся, что сказать. Только побагровел и выпятил вперед челюсть, как задиристый подросток перед дракой.
- Проводите его, пожалуйста. – Приказала я охране и пошла к директорскому месту, больше не оборачиваясь.
Когда я садилась, Виталий подходил уже к дверям, отбрыкиваясь от рук провожавшей его охраны.
Я взяла сводки, украдкой глянула на Томилина и продолжила «политинформацию» о состоянии дел на текущий момент. На сей раз в относительной тишине.
Сказать, что с меня семь потов сошло во время этого чертового совещания – это было бы очень слабой характеристикой моего самочувствия. Донести до их временно трезвых голов информацию из сводок, это еще было только начало процесса. А вот когда мы перешли к вопросу, кому какую заявку отдать… Боже мой, что тут началось! «Подчиненные» разве только в рукопашную не сошлись. Я думала, дело кончится повальным мордобоем. Эти листочки, на которых заявки были написаны, у меня выхватили из рук, и, матеря друг друга, начали обсуждать, кто что хочет взять. Естественно, каждый хотел самое прибыльное. Я никак не могла повлиять на этот процесс дележки, стояла и хлопала глазами, сознавая свою полную и абсолютную беспомощность. Я уже не говорю о том, как и какими словами они на меня орали. Господи, и как только Томилин ими руководит?! Это же не риэлторы, это просто сброд диких шакалов! И все, что их волнует в этой жизни – это деньги, только деньги, и как можно больше денег. Я думала, если я сейчас вмешаюсь и скажу хоть слово, они ж меня просто на ленточки порвут. А по идее, я должна была эти заявки сама распределять…
Когда весь этот кошмар закончился, слава Богу, без жертв, и все начали расходиться, я сказала Томилину:
- Илья Александрович, можно Вас на минуточку?
Как же я была на него зла! Меня просто трясло. Я себя чувствовала так, будто я только что чудом выбралась из клетки с голодными тиграми, которых мне велено было там дрессировать. А тот, кто меня в эту клетку засунул, сидел спокойненько и, как ни в чем не бывало, мило улыбался. Ну, как он мог со мной так поступить? Он же прекрасно знал, как я их всех боюсь…
Томилин дождался, когда все уйдут, и присел на край стола все с той же омерзительной улыбкой.
Я сказала, что не хочу больше у него работать.
- Вик, ты нормально справляешься…
Нормально справляюсь?! Издевается он надо мной, что ли?! Тут я не выдержала, сказала, что такое эти его подчиненные, что с ними невозможно не только работать, а даже просто находиться в одной комнате. Да они оскорбляют меня чуть ли не на каждом слове! У него что, уши заложило, или близорукость последней степени, что он за всем этим наблюдая, еще и говорит, что я нормально справляюсь…
В глазах у меня защипало, к горлу подступил комок, и я вынуждена была замолчать, чтобы не разреветься ко всему прочему перед этим…
- Ты преувеличиваешь, - спокойно возразил Томилин.
Я даже не нашлась, что на это сказать. Губы у меня затряслись, и, несмотря на все мои усилия, слезы так и покатились по щекам. Я думала, он опять скажет: «Запомни, девочка, чтоб никто никогда слез твоих не видел. Чтоб никто даже близко не знал, что они у тебя есть», или «Ты мой администратор, а не Золушка на выданье!». И прежде чем он открыл рот, я поспешно размазала слезы по щекам, схватила с его стола первую попавшуюся папку с документами и швырнула прямо перед ним. Вернее, за ним, он сидел к столу спиной. То есть, он вообще сидел на столе.
Илья повернул голову и глянул на папку через свое плечо.
- Садись! – почти крикнула я ему. – Будешь штатное расписание переделывать!
Он медленно поднял на меня удивленные глаза.
- Садись! – повторила я ему.
Томилин слез со стола, повернулся и наклонился над папкой, не спеша ее перелистывая.
- Виктория Владимировна, Вы понизили меня в должности, или … у Вас большая производственная нужда?
- А у тебя ручки болят, или ты забыл, что такое штатное расписание? – В общем-то я сейчас копировала тон, которым Томилин обычно разговаривал с подчиненными.
- Штатное расписание, это унифицированный документ формы Т – 3, закрепляет перечень должностей… - назидательно произнес Томилин, усаживаясь на стул, - Готовится в двух экземплярах, утверждается приказом директора. Приказ я сейчас напишу, а отрабатывать его будет…
- Сам сделаешь, не переломишься. – Я положила перед ним чистые листы бумаги и ручку.
- Спасибо, - сказал Илья, - у меня своя.
Он положил лист поудобнее, достал свою ручку из внутреннего кармана и посмотрел на меня:
- Только небольшая проблема, Виктория Владимировна, штатное расписание на основе личного дела сотрудника не делается. Подайте мне во-о-он ту папочку, пожалуйста.
Я подала.
- Спасибо, Виктория Владимировна, Вы очень любезны.
И он начал писать. Я постепенно успокаивалась, эмоции улеглись, и я начала осмысливать, что сейчас происходит. Если б сюда вдруг заглянул его секретарь, он пришел бы в ужас. Я только что заставила генерального директора выполнять неквалифицированную секретарскую работу. И, между прочим, он с ней справился.
- Вик, - вдруг негромко произнес Томилин, - давай помиримся?
Я чувствовала себя подавленно, и потому промолчала.
- Не хочешь?
Я молчала, но уже не потому что злилась на него, а скорее я чувствовала себя виноватой, или правильнее сказать, никчемной. Я все время веду себя, как маленький, ни к чему не приспособленный ребенок, все делаю не так, совершенно по-глупому. И с риэлторами его, надо было опять позвать охрану и попросить… нет, приказать навести порядок. Нужно было заставить их подчиняться, Томилин назначил меня при всех, они должны были слушаться. Просто они в серьез меня не принимают. А как еще можно воспринимать вечно краснеющую девчонку, которая только и умеет, что сопли размазывать? И Томилина заставила выполнять какую-то дурацкую работу. То есть штатное расписание давно надо было переделать, Илья сам не раз это говорил, но не генеральный директор же должен это делать! В общем, чувствовала я себя полной дурой.
- Я… не думал, что ты так вот… это воспримешь. – Илья сложил ладони лодочкой и спрятал в них нос. Он всегда так делал, когда нервничал. – Я думал, ты справишься. Я ведь был рядом, неужели ты думаешь, я позволил бы… так уж тебя обижать… Прости меня, я не понял.
Мне нечего было ему сказать. Я была очень обижена… на себя.
- Не хочешь со мной разговаривать?- спросил он после недолгого молчания.
- Нет, - заставила я себя ответить, - я просто… я ничего не умею…
- Господи, Вика… Что ты так прямо… Ты ведь не сапер на минном поле. Ты вообще хорошо справляешься с работой. Это я виноват. Я не должен был… Черт… Я должен был думать. Прости меня.
Он замолчал и, не дождавшись моего ответа, опустил голову и покрутил недописанный лист бумаги по столу. Вздохнул и продолжил писать.
Мне нужна была эта пауза, чтобы более менее прийти в себя.
Через некоторое время Илья показал мне законченную работу:
- Разрешите доложить об исполнении?
Я взяла, прочитала. Томилин почти никогда не писал от руки, разве только ставил подпись на документах. У него оказался смешной почерк. Я улыбнулась.
- Больше не сердишься? – он улыбнулся тоже.
- Нет, - я слегка помотала головой.
- А обедать со мной поедешь?
- Подлизываешься?
- Даже и в мыслях не было! – притворно возмутился Илья и рассмеялся.
И я почувствовала себя гораздо легче.
В общем, так вот я периодически и оказывалась в довольно неприятных ситуациях, но в дальнейшем я постепенно училась на собственных ошибках и уже знала, как себя вести. Не скажу, что Томилинские «волкодавы» прониклись ко мне хоть каким-то подобием уважения, но я уже научилась «показывать зубки», а если надо, могла и «укусить». А когда потом я начала пробовать себя на адвокатском поприще, эта наука очень существенно мне пригодилась. Чего стоят одни только прения с обвинением в суде! И лучший комплимент мне, как адвокату – это когда на предъявлении обвинения обнаруживается, что защитник «опять эта Томилина» - прокурорские начинают нервничать… Еще бы, меня ж сам Томилин дрессировал. _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Добавлено: Вт Сен 11, 2007 7:28 pm Заголовок сообщения:
За то, что я не один посредством другого такого, как ты, "Я" в этом мире. Более не один, чем без тебя, как внутренне близкого человека. У меня даже впечатление, что через эти дневники можно лучше, глубже, полнее узнать человека, чем просто в жизни. Здесь на форуме я тоже столкнулся с проблемой всеобщей разности людей. При всей моей ко всем симпатии возникло обычное чувство, что я другой, что меня не понимают, что хоть кричи, хоть молчи, хоть головой об стенку - не можешь поделиться, чем живешь, что чувствуешь. Обычное дело, я привык так жить. От этой муки хочется просто стонать. Стонать от боли одиночества. Боли, которую утешают в жизни кто? Есть у меня за все годы жизни до знакомства с тобой и Ломи один-два и обчелся человека. Просто я живу, находя радость в заповеди "Вы свет миру...", стремясь постичь опыт Франциска Ассизского, молившегося, "Господи, сделай так, чтобы не меня любили, но я любил, чтобы не меня понимали, но я понимал...."
Но есть заповедь, "Любите друг друга, как Я вас возлюбил". И, конечно, взаимность, взаимопонимание, обоюдное сочувствие, сорадование, сострадание - это величайшее благо, которое я нахожу в общении с тобой. Вот за это и спасибо. Спасибо за душу. Такую светлую, такую теплую, такую родную по доброте своей. _________________ Если не ты для себя, то кто для тебя?
Если ты только для себя, то зачем ты?
Добавлено: Вт Сен 11, 2007 7:33 pm Заголовок сообщения:
Наверное, у нас с тобой очень сходные кредо. (Кредо, что в переводе с латинского "Верую".) _________________ Если не ты для себя, то кто для тебя?
Если ты только для себя, то зачем ты?
Добавлено: Ср Сен 12, 2007 12:05 am Заголовок сообщения:
Разговор о религии с новым знакомым, кажется, ничего не дал, ни мне, ни ему. Слишком много вопросов задается ни с целью что-то понять, а с целью просто поспорить. В споре рождается истина, гласит пословица. Да, но если эту истину действительно ищут, а не пытаются оправдать – доказать правильность своего атеизма простым «наездом» на собеседника и задавливанием его кучей маловразумительных вопросов – «подколок». А, кроме того, сама суть спора как бы не очень ясна. Что такое религия? В чем ее смысл и цель? Свод правил, как вести себя в обществе? Некий сдерживатель порочных наклонностей? «Опиум для народа», позволяющий этим народом управлять? Просто моральное утешение для разного рода несчастных, дескать, потом в рай попадем, там лучше будет? Или это попытка объяснить, как устроен мир и в чем причина некоторых явлений? Как говорили педагоги в начальной школе «люди придумали религию, потому что боялись грозы».
Но во-первых, религия – это не моралистика. И это не философия мировосприятия, хотя в ней есть и то, и другое. По поводу религии я говорить не умею, это Илюша в свое время серьезно занимался этим вопросом. Причем занимался он этим не с целью поверить, а как раз наоборот – выяснить, есть там что стоящее или это всего лишь «бабушкины сказки».
И так, как известно, человек смертен. Мало того, что этот печальный факт ожидает каждого из нас, так мы еще имеем несчастье быть смертными внезапно. И вот когда кто-то из представителей «гомо сапиенса» оказывается на смертном одре в силу каких-либо причин, его, естественно, очень волнует вопрос, что будет с ним дальше. Даже если всю свою молодую и радостную жизнь человек этот был заядлым хохмистом – приколистом - атеистом, его этот вопрос, несомненно, начинает волновать так же, как и задумчивого студента – ботаника. Потому что речь идет не о каких-то отвлеченных понятиях, то есть раньше-то они были для него далекими и еще какими отвлеченными, вроде дилеммы «есть ли жизнь на марсе», но теперь это так же касается непосредственно его любимого «Я», как и приговор хирурга «резать – не резать». Что будет со МНОЙ? Вот самый главный и самый важный вопрос, чего бы это не касалось, жизни или смерти. И когда человек сознает, что уже не так много ему осталось, последнее становится для него важнее. Потому что страшно. И вот религия-то как раз и отвечает на этот вопрос. То есть, что будет с человеком, когда он умрет. То есть она не успокаивает, как некоторые думают, а именно разъясняет и отвечает на вопрос. И смешного в этом нет ничего, потому что религия на самом деле не ограничивается раем и адом, вроде «будешь хорошо себя вести – в рай попадешь». Религия намного сложнее, чем кажется несведущему человеку, слышавшему о ней из уст престарелой бабушки.
Когда Илья начал исследовать религии, он, как и очень многие, полагал, что все религии одинаковы, что во всех них одно и то же преподносится под разными соусами. А я вообще не имела представления о других религиях, кроме христианской, о которой в раннем еще детстве слышала от мамы. История религий, которую преподнес мне Илья на рассмотрение, была для меня чем-то новым и даже интересным – «Вот ведь как, оказывается», и совершенно не тем, что я о ней раньше думала. Илья начал рассмотрение Библии с вопроса – что было до нее? И вопросом этим он занялся серьезно и основательно, перелопачивая всю возможную литературу в течении двух лет. Для меня одни названия чего стоят! Бхагавадгита – единственное, что я способна повторить по памяти, остальные просто неудобопроизносимые. А Илья ведь там не только чтением занимался. Затем, в Библии идет речь о праведном Аврааме, который уверовал в Бога и пошел туда, куда Он его повел. Илья полез в разного рода исторические архивы, чтобы не из религиозных рук узнать, во что верили люди того времени и той местности, о которой идет речь. То есть во что должен был верить библейский Авраам, и что из себя та религия представляет.
Так вот, оказывается, в «доавраамовский» период о потустороннем мире все практически религии знали следующее – человек попадает в некое мрачное место, где он сам себе не волен, и пребывает в мучительном существовании всю оставшуюся вечность. Например, известный всем мифологический Гадес – и есть такое место. Почти то же самое и «царство теней». Это из общеизвестного. Немного лучше в этом потустороннем мире обстоят дела у воинов, погибших в бою и у тех, чьи сыновья – первенцы были принесены в жертву местным богам. То есть необязательно этих сыновей убивали для жертвоприношения, достаточно было, если сын свою жизнь посвятит служению этому богу, то есть станет его жрецом. Все остальные, кто не погиб в бою и не посвятил сына в жертву богу, были обречены на «Гадес». Узнав это становится понятно, о чем в Библии идет речь – Библейский Бог обещает Аврааму сына за его веру. То есть у Авраама не было детей. Это значит, что «Гадеса» ему не миновать. Сын ему нужен был, не просто, как любимый ребенок и наследник, а для своего личного спасения. На протяжении всей истории о Аврааме Бог только и дело что говорит ему «Дам тебе сына». Не каких-нибудь благ, богатства или власти Он ему обещает, а сына. Сын – это спасение в той, потусторонней жизни, в которой Авраам неминуемо окажется. И понятен смысл следующего поступка Библейского Авраама – когда он приносит данного ему наконец-то сына в жертву. Я читала Библию раньше, и когда доходила до этого места, ничего не понимала вообще. Это каким же фанатиком надо быть, чтоб собственного сына, которого тем более ждал и вымаливал много-много лет принести в жертву… А, оказывается, те люди именно так и жили, в их культуре, в их веровании, это было в порядке вещей. НАДО принести первенца в жертву богу, чтобы спастись и себе самому и этому же сыну. Иначе – «Гадес». В Библии вообще очень много таких моментов, которых без подобного исследования, чисто исторического, очень сложно понять. Смысл не тот получается, не та оценка. И далее, по тексту Библии, когда Авраам собирается принести сына в жертву, Бог ему это запрещает и обещает пришествие спасителя. То есть у Авраама должен был возникнуть вопрос – а как же я тогда буду после смерти, если не приносить этой жертвы. И ему было сказано – ждать, что придет Христос и спасет всех, кто в Него будет верить.
А теперь смысл Христианства. Зачем понадобилась вся эта сложность – что б Бог родился человеком, что б его распяли, и что б он воскрес. Просто, чтоб было чудо и в Него стали верить? Нет, в этом тоже есть свой смысл, как и в истории с жертвоприношением сына Авраама. Человек был смертен, после смерти он попадал в «ад», во власть неких духов – богов, и сам, как бы ни хотел, не мог оттуда выбраться. Бог родился человеком и умер, как человек. И как человек же попал после смерти в тот самый «ад» или «Гадес» - в разных религиях по разному называется. А дальше происходит следующее – у этого человека оказывается Божественная природа. Он человек, но он не человек, а сам Бог. И ад, или как это называется, над ним не властен. Он может выйти из него, когда захочет. И выходит. И «вытаскивает» всех, кто в него верил со времен Авраама. Однако, после этого события люди продолжают умирать, и Богочеловек не лезет за каждым верующим в него в ад, чтобы вытащить. Как же «спасаются» остальные? А для этого есть мистическое таинство – причастие, называется. Принявший причастие по всем правилам мистически принимает Христа внутрь себя. Не принявший причастия, как бы он не веровал в Бога, Христа внутри себя не имеет. Вот в этом и есть смысл религии христианства.
Вот причина пререканий христианских конфессий – почему это именно православные претендуют на единственную истину. Потому что в других конфессиях таинство причастия искажено. Спросите любого мистика – практика – если исказить мистический обряд, будет ли он иметь ту же силу и действие? Если человек верит, скажем, в мистику, будет ли у него эта мистика действовать без практических обрядов, только от одной его веры? Тогда с какой стати христианские конфесии, не сохранившие таинства причастия в правильном его виде, утверждают, что достаточно петь псалмы, говорить о Боге, соблюдать заповеди – и тебя ждет рай? Кстати, о заповедях. Практически во всех религиях требования заповедей одинаковы. Из чего люди несведующие и делают вывод – все религии одинаковы и ведут к одному. Однако, на заповедях это сходство и заканчивается. Религия – это ведь далеко не моралистика. «Нет человека, который поживет, и не согрешит», - весьма мудро сказано в христианстве. Религия – это путь спасения, а не свод правил «как правильно жить». _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Добавлено: Ср Сен 12, 2007 9:58 am Заголовок сообщения:
Значит, мне светит этот самый Гадес NVitori, спасибо! Очень познавательно и интересно. Кстати, вопрос о смерти и "жизни после смерти" издавна волновал не только христианский мир, на Востоке даже были придуманы специальные техники "правильного" умирания. Нам ведь как лучше - чтобы умереть быстро, желательно без мучений и долгих болезней. Восточные мудрецы возражают - чтобы умереть "правильно", нужно умирать медленно и в полном сознании. Тогда человек в полной мере сможет ощутить переход на Ту сторону, сохранив себя как личность, прожившую жизнь на Земле с определенным багажом опыта. Извините, излагаю сейчас не христианские воззрения. Дальше пойдет вообще ересь
Так вот, по моей вере наш мир есть мир трехмерный. Туда, куда мы попадаем после смерти - четырехмерный мир. Человек в процессе своего становления и развития должен пройти наш несовершенный мир, чтобы в постоянной борьбе, лишениях и боли получить опыт, необходимый ему для дальнейшего движения, очистить его, дать понять разницу между добром и злом, между болью и счастьем, между верностью и предательством и т.п. А после смерти он возвращается "домой" - в добрый и светлый четырехмерный мир, где ему позволено будет остаться, если всю работу на Земле он уже закончил. На Земле человек лишен большей части своих знаний, опыта и возможностей (чтобы жить с чистого листа), он фактически оторван от себя- настоящего, такого, каким он был бы и редко-редко человек может получить сигналы от своего истинного Я через подсознание, предвидение. интуицию... В общем, я говорю очень упрощенно, схематично... это я к чему. А к тому, что когда человек умирает, его истинное Я. до времени спавшее в человеке, возвращается к нему в полном объеме. И внезапного, ошеломляющего возвращения он может не выдержать, особенно если к нему не подготовлен. Не знаю, есть ли умалишенные в четырехмерном мире, но что-то подобное наверное с такими людьми происходит.
Человек очень силен - в психическом душевном смысле, это твердят почти все псхихологи. Он так силен, что во временам может перекраивать под себя окружающую действительность. Если он может это делать на земле, то уж наверное сможет и тогда, когда покинет ее, и когда его силы возрастут многократно. То есть сможет запросто создать вокруг себя привычный и удобный мир - единственный мир, который он знает и помнит, тот в котором жил всю сознательную жизнь, неосознанно закрываясь от нового пугающего непонятного мира вокруг. Он создает его инстинктивно, основываясь на житейском опыте и том немногом, что он почерпнул из книг о загробной жизни. Тут в полной мере работает принцип - да воздасться каждому по вере его. Если он атеист, значит верит, что после смрети ничего не будет - и если он осознает свою смерть, следовательно вокруг него ничего не должно быть. Так и происходит. И вокруг него пустота, одиночество и мрак. Он смотрит и не видит. Он не способен сам вырваться из этого замкнутого круга. Это его собственный мир бесплотных теней. И еще хуже, когда человек не осознает, что умер (этим меня поразил фильм "Шестое чувство" - очень мудрый фильм). Он просто выстраивает вокруг себя привычный мир, людей. работу, детей, родителей. он живет и радуется, ходит в театр, кино... а ведь он уже мертв! Это мой самый страшный кошмар - осознать, что на самом деле вокруг ничего нет, только пустые оболочки, мираж, фикция. В дестве мне он частенько снился и до сих пор как подумаю, сердце сжимается.
Ладно, хватит ужасов Извините, если сумбурно и непонятно. Но так меня учили. _________________ Бывают слова — полова, мусор, и они превращаются в ничто, едва прозвучав. Другие отбрасывают тени, уродливые и жалкие, а иногда прекрасные и могучие, способные спасти погибающего. Но только некоторые из этих слов становятся людьми и тоже говорят слова.
Добавлено: Ср Сен 12, 2007 8:04 pm Заголовок сообщения:
Lomi
Я законник, я говорю только то, что знаю.
Я в общем-то поняла о чем ты говоришь, отчасти это есть в теософии, отчасти современные экстрасенсы так рассуждают. Не все правда.
Но каждый ведь волен верить во что хочет
А правильно ли он верил, узнаем точно после смерти. Вот не окарать бы только, потому что если верил не в то... Душа-то все-таки у нас одна... _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Последний раз редактировалось: NVitori (Ср Сен 12, 2007 10:59 pm), всего редактировалось 1 раз
Добавлено: Ср Сен 12, 2007 10:51 pm Заголовок сообщения:
Сижу, смотрю, как мой Илюша сыну сказку рассказывает собственного сочинения. Гоша сидит рядом, слушает с умным видом и время от времени перебивает папу:
- Да, точно… - и начинает рассказывать сам, что было дальше.
Илья тут же соглашается:
- Да, а потом…
Или начинают спорить, как о чем-то уже известном им обоим:
- Нет, это потом было, а сначала…
- Не, ты забыл, он там еще…
Как же они похожи все-таки. Просто как одно и то же в двух лицах, Томилин младший точный отпечаток Томилина старшего. И внешне и по характеру. И у них полное взаимопонимание. Мне кажется, им даже словами разговаривать не надо, они и так думают одну мысль на двоих. Они и сказку сочиняют вместе – Илья начинает, а Гоша уже суть уловил и продолжает сам. Потом он замолкает, и снова Илья рассказывает. Причем, они не договариваются об этом. Это у них само получается, совершенно естественно. Говорят, близнецы бывают, как будто одна душа на двоих. А у меня папа с сыном точно так же. Смотрю вот, любуюсь. _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Добавлено: Чт Сен 13, 2007 3:08 am Заголовок сообщения:
И я описанное на словах, как на холсте живопись, воспринимаю и тоже любуюсь... и радуюсь, что у тебя на душе светло от созерцания любви между мужем и сыном. Мир в доме, какое благо! _________________ Если не ты для себя, то кто для тебя?
Если ты только для себя, то зачем ты?
Добавлено: Чт Сен 13, 2007 5:40 pm Заголовок сообщения:
Бегала сейчас по делам, пришлось брать с собой ребенка. Зашли с ним в церковь, я свечку поставила, Богородице помолилась, собралась уходить, беру Гошу за руку, а он её выдергивает и не идет. Смотрю, он стоит перед иконой Святого Георгия, пальцем в неё показывает и говорит:
- Гоша!
Причем икона эта не то изображение святого, к которому все привыкли – Святой Георгий на белом коне, копье в руках и змей под копытами коня, а другое изображение, такое же, как у всех других святых – лик святого с нимбом и надписью по бокам. И такой лик Святого Георгия мой сын точно никогда не видел. Да и вообще, мало кто узнает в этом изображении именно Георгия, слишком привыкли видеть и представлять себе его именно на коне. И у Гоши над кроватью он висит именно на коне. А тут он показывает на него пальцем и совершенно уверенно говорит:
- Гоша!
Он не спрашивает, он утверждает. Вот как, спрашивается, ребенок его узнал?
Нет, конечно, Гоша в свои шесть лет умеет читать церковно-славянский, свободно читает молитвослов, жития святых, псалтырь, это воцерковленный ребенок, он умеет все то, что и другие воцерковленные дети его возраста. Но на висящей высоко иконе для него было бы довольно сложно именно прочитать надпись. Спрашиваю:
- Откуда ты узнал, что это Георгий?
- Не знаю, знаю так и все!
Да, не зря, видимо, в церкви говорят, что дети до семи лет находятся в чине ангелов. Наверное, дано им что-то такое, что во взрослом состоянии уже теряется. Разговаривали как-то со священником, по поводу того, что наш Гоша упорно не желает называть Святого Георгия полным именем. Он говорит «Гоша» и все тут. При этом он молится ему примерно так
- Гоша, скажи Богу, чтобы помиловал так - маму, папу, Димку из садика…(перечисляет друзей- приятелей), Сашку, ладно, я его прощаю… А теперь я буду спать, а ты меня охраняй.
Пошла посоветоваться к священнику, все-таки положено обращаться к святому с большим почтением. Священник (пожилой уже человек, опытный, многое в своей жизни повидал), пожал плечами:
- Так он ему свой, поэтому так его и называет. Он сам-то еще в ангельском чине. Это нормально.
Вот и приходят на ум слова «Если не станете как дети, не войдете в царствие небесное».
Вообще у нас с Гошей бывают в жизни моменты, когда только удивляться приходится, обнаруживая явное Божие присутствие и вмешательство. Вот хотите верьте, хотите нет. Например, не далее как год назад, были мы с сыном на утренней, он причастился – дети, как ангельский чин причащаются хоть каждый день и без всякой исповеди и поста, что полагается взрослым. Остались на молебен, помолиться за папу нашего любимого, но так как я уже была порядком уставшая (накануне сидела до четырех утра с документами), я присела на скамейку, да и, грешным делом, задремала. И вдруг сквозь сон чувствую, как пятилетний на тот момент сынуля лезет мне в карман, достает оттуда деньги (я собралась после церкви зайти заплатить за квартиру, это там рядом) и куда-то бежит. Естественно, я проснулась, тут же, ломанулась за ним и вижу – он сует все эти деньги в карман какой-то девушке. И я, главное, только хочу строго так вопросить в чем дело, как эта девушка начинает меня благодарить с каким-то совершенно растерянным и обалдевшим видом. То есть сиё действо было явной неожиданностью как для меня, так и для неё тоже. Так ничего и не спросив (вот до сих пор понять не могу почему, в любое другое время я бы непременно начала разбираться, это уже почти на уровне адвокатского инстинкта), я вернулась к молящимся вместе с ребенком. А девушка та, я заметила, тут же из церкви убежала. Достояв молебен, в течении которого я злилась на себя именно за то, что не разобралась и деньги, по дурости отданные моим ребенком назад не забрала, мы вышли из церкви. Смотрю – стоит эта самая девушка, но не одна, а с маленьким ребенком в коляске. Вернее, я видела только её и коляску, какой там ребенок, было не видно. Она подошла ко мне и снова стала благодарить, причем с такими словами, что она просто не знала, что ей делать и мы практически её спасли. Я так слегка обалдевши слушала, и выяснилось, что девушка эта в нашем городе оказалась совсем одна, деньги у неё закончились и сегодня ребенка кормить ей было совершенно нечем, и она в полнейшем отчаянии пошла в церковь, ни на что не надеясь, а просто повинуясь какому-то непонятному чувству, и идти ей было больше некуда. С мужем со своим она познакомилась в другом городе, где жила со своими родителями, а он там служил в армии. Поженились, он привез её в свой город, но здесь она не понравилась его родителям и они стали жить отдельно. Сперва все было хорошо, она забеременела, но за несколько месяцев до родов он вдруг решил, что ему рано еще становиться папой. И вообще, он еще не нагулялся. Сказал ей это все и ушел. Она сперва надеялась, что он одумается и вернется, поэтому уезжать не спешила. И родителям своим ничего об этом не сообщала, надеясь что все будет хорошо. Работала продавцом на рынке практически до самых родов. Затем надеялась, что родится сын, муж его увидит и уже тогда точно вернется. Но он даже смотреть на ребенка не захотел, а его родители, когда она позвонила, просто послали её подальше и потребовали больше не беспокоить. Тогда она решила уехать, но ребенок вдруг простудился, заболел, и она вынуждена была остаться. А деньги тем временем закончились, взаймы ей никто не дал, родителям дозвониться она не могла и сама помнила, что в это время года они обычно сутками пропадают на даче. Работать на рынке она теперь уже не могла, надеялась снова обратиться к отцу ребенка, попросить хоть на детское питание и на билеты домой, но там с ней не стали даже разговаривать. И вот, оказавшись в полном тупике, она пошла поплакать в церковь, надеясь только на то, что хоть на душе станет легче. И тут (как она рассказывала, в её восприятии), не успела она еще выплакаться, в самом начале молебна, подбегает к ней какой-то мальчик и молча протягивает ей деньги. Вообще, представляю её обалдевание от этого факта, она же в общем-то человек обычный, в чудеса особо не верит. И деньги, естественно, брать не спешит, просто таращит на этого мальчика удивленные глаза. Тогда он так же молча начинает запихивать её эти деньги в карман. За этим занятием я его и застукала. А она, увидев, что за мальчиком подходит взрослая женщина, решила, что это я даю ей деньги, и это я послала к ней мальчика.
Дома, сама от этого всего обалдев, я устроила сыну допрос:
- Почему ты отдал тете денежки, тебе кто-то сказал это?
- Не-е-ет, - помотал головой сынуля – никто не сказал.
- А почему тогда?
- Она плакала, - Гоша явно не понимал, что тут может быть непонятного.
- Но почему ты решил, что ей надо дать денежки, может быть, она про что-то другое плакала?
Мой вопрос явно поставил его в тупик. Он задумался, запыхтел, затем упрямо изрек
- Я не жадина! Она плакала и все!
- Ты просто хотел её утешить, да? - вмешался тогда Илья.
- Да, - кивнул сын облегченно, что его наконец-то поняли.
- Но почему именно деньги, а не конфетку, не шоколадку, например? – не смотря на Илюшино пояснение, я продолжала недоумевать.
- А тебе непременно надо разобрать чудо по частям, - пожал плечами Илья, после чего я уже приткнулась. Действительно, чудо – есть чудо. Его можно либо принять, либо отвергнуть, но понять и разобрать на части – это вряд ли. Конечно, можно думать, что это всего лишь совпадение, её ситуация и поступок моего сына, можно думать, что ребенок действительно просто хотел утешить плачущую тётю, но вот мой муж абсолютно уверен, что Гоша действовал «по наитию». И уверен он в этом, как в чем-то само собой разумеющемся и обыденном. И должна сказать, что для многих моих знакомых, которые люди церковные, такие вещи тоже уже обычное дело, они им не удивляются, а понимающе кивают – так и должно было быть. Я говорила уже как-то, что христиане постоянно ощущают Божие присутствие в своей жизни и Божие участие. Поэтому они с полной уверенностью могут сказать, что не слепо веруют в Бога, а знают Бога и живут с Богом. Они действительно довольно часто ощущают на себе такие вот маленькие и для них обыденные уже чудеса и сами нередко становятся их участниками. Как вот и мой Гоша. _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Добавлено: Сб Сен 15, 2007 12:21 am Заголовок сообщения:
Когда после всех перипетий, мы с Илюшей все-таки стали жить вместе, я чувствовала себя самой счастливой на свете. Я влюбилась в него без памяти. В прямом смысле. Я думала только об Илье, забывая обо всем на свете, а когда он был рядом, для меня вообще все переставало существовать. Весь мир сузился для меня до размеров маленького пространства, которое занимал Томилин. Я прилагала над собой усилия, чтобы отрывать свои мысли от Ильи и возвращать их к необходимым повседневным делам и заботе о моем первом сыне, который жил тогда с нами. Все что я делала, я делала из рук вон плохо. Каша постоянно пригорала, суп я пересаливала, а пылесося ковер я могла стоять на одном месте по полчаса с идиотской улыбкой на губах. На работе у меня вообще ничего не получалось. Слава Богу, Илюша как-то так незаметно всегда оказывался рядом, и дело худо – бедно делалось, так что мое тупое хлопание глазками в регистрационной палате не так бросалось в глаза
Но, тем не менее, как сказал бы сам Томилин, если б знал, случай у меня был клинический. А у него, кроме меня, была еще какая-то своя жизнь, поэтому он всего этого не замечал. Нет, он был внимательным, нежным, ласковым, но для него на мне свет клином не сошелся.
Оформить развод с первым мужем я все никак не могла. В гражданский суд Виктор не приходил, все приносил какие-то справки, что он болеет. Зато он ходил в церковь и постоянно всем надоедал своими жалобами, что он меня так безумно любит, а я его бросила, такого больного и несчастного. Несколько раз он приезжал в наш офис, хотел меня увидеть, но наша охрана его выгоняла.
Однажды ему удалось все-таки меня подкараулить, когда я приехала к офису. Он тут же кинулся ко мне и вцепился в рукав моей шубы, словно клещ. Не знаю, что бы я делала, если б ко мне на помощь не прибежал Томилин. Он как-то быстро оттеснил меня себе за спину и начал сам разговаривать с моим мужем, не позволяя ему больше до меня дотрагиваться.
- Я старый стал, больной, так сразу не нужен стал, сразу меня бросила… - ныл Виктор по своему обыкновению.
- Пойдем, поговорим, - сказал Илья, видя, что Виктор не намерен оставлять меня в покое.
Они прошли в офис, в Илюшин кабинет. Я пошла за ними, но Илья, чтобы меня отослать, попросил
- Вик, сделай мне чаю, пожалуйста.
Я не слышала начало разговора, но когда я вернулась с чашкой чая, Виктор нервно кричал:
- Что ты делаешь? Жену у меня отобрал, так хоть ребенка мне отдай! Это мой сын, понимаешь ты, или нет? Как мне жить без них, я не представляю! Человек ты или нет? Отдай мне хоть сына!
Илья вытащил большую спортивную сумку из-под стола и бросил ее перед Виктором:
- Это тебя утешит?
Это были деньги со сделок всего нашего риэлторского коллектива за не помню какой уж там период, которые Илья еще не оприходовал в банк. Не помню, толи это была «черная» наличка, то ли Илье просто все было некогда, но деньги так и лежали у него в кабинете, наверное, около недели.
Виктор плотоядно облизнулся, посмотрел на деньги.
- Здесь 700 тысяч, – сказал Илья – Бери, и чтобы больше я тебя возле нее не видел.
Виктор очень неуверенно произнес:
- Я не продаю свою жену, я ее люблю.
- Сколько? – спросил Томилин.
Я, увидев эти торги, обалдело застыла в дверях.
- Сколько ты хочешь? – повторил Илья – Миллион? Полтора? Два? Сколько?
- Два с по… половиной… - заикаясь сообщил мой муж.
- И ты сегодня же разведешься. – Поставил Илья свое условие.
- т… три…
- Все?
- Где деньги - то возьмешь?
- Не твоя забота. Найду. Все?
- Все… Нет, три с по… по... пятьсот...
Я была в шоке. Теперь я уже ни за что не вернулась бы к Виктору, даже если б Ангел Господень сошел с Небес, и поволок бы меня к нему за шиворот.
Илья потом сказал
- Ты извини, что тебе пришлось слышать все это. Ничего другого придумать не мог. Не бить же мне его… Прости.
А я же раньше думала, все эти сопливые Витины истерики, все эти вопли о безумной любви – это все по-настоящему было. Меня же еще совесть мучила, что я его бросила, что на его чувства наплевала. А он так вот… меня… за три с половиной «лимона»…
- Люди часто говорят о морали, - сказал Томилин – когда хотят за нее спрятаться, или вынудить кого-то что-то для них делать. Но это не значит, что они сами такие хорошие, какими хотят казаться. Тебе будут втирать о порядочности, о морали, о добре, еще черт знает о чем. Но только затронешь их личный интерес, тебя кинут самым банальным образом. Или только ты что-то реальное у них попросишь.
- Но не все же…
Он улыбнулся
- Тебе так хочется верить в светлое, доброе, вечное?
- А тебе не хочется?
- Я уже не смогу. Да и я сам не такой, чтобы… Не ангел, в общем. А тебе тоже пора бы поумнеть. Вот хоть родителей твоих возьмем. Сколько было у них родственников, друзей, знакомых? Хоть кто-нибудь о тебе позаботился? Был хоть один человек, к которому ты могла бы обратиться? Если б был, ты бы, наверное, с этим козлом не связалась. Он, наверное, единственным был, кто тебя слушал? И ты, дурочка, подумала, что даром. Нет, Вика, даром в этом мире не бывает ничего. Ни-че-го! А пока ты их жалеешь и боишься обидеть, они спокойненько тобой пользуются.
И ведь он был прав.
Несколько месяцев все было замечательно во всем. Я работала потихоньку, Илья почти все мои обязанности взял на себя, вплодь до того, что просыпаясь утром мне прямо так и говорил:
- Спи, я сам заскочу, куда надо.
Я добросовестно пыталась возражать, что у меня есть работа – это моя святая обязанность. Томилин и без этого был по горло загружен, уж я-то хорошо это знала. Но он отшучивался:
- Бунт на корабле? Кто из нас начальник? Сказал, спи, значит, спи.
- Но, Илья…
- Уволю!
Вот и поговори с ним.
Еще я училась на юридическом факультете, как и обещал мне Илья когда-то. Стажировалась в отделении милиции, Илья договорился, чтобы я время от времени у них работала, и на практике знала, что такое «протокол осмотра места происшествия», например, умела практически грамотно оформить любой документ. Ну, и всю эту работу в целом, чтобы знала.
С Ильей я была просто счастлива. Мне казалось, я понимаю его абсолютно во всем. Что бы он ни рассказывал, я как бы чувствовала, что он чувствует. И я думала, он так же понимает меня. Между нами, как будто исчезла некая стена, и мы стали абсолютно открыты друг для друга. Я даже иногда удивлялась, неужели так бывает. Я была безмятежно счастлива, как в сказке.
Снова настало лето. Илюша придумал еще кое-какую работу, связанную с постоянными командировками в разные города. И вот с некоторого времени я стала замечать, что меня начало тошнить. Во всей этой суматохе я сперва не обращала внимание на некоторое недомогание, не придавала этому значения. Списывала все это на усталость от перелетов, на то, что меня укачало. Но меня тошнило все сильнее и сильнее. И вот однажды мне прямо в самолете стало дурно, и меня вырвало.
- Что с тобой? – Томилин был тут как тут. – Тебе плохо?
- Нет, ничего, - я умылась, и мне уже стало легче.
- Как это ничего? Ты вся бледная!
- Я кажется… беременная…
Вот уже несколько дней, как я начала, наконец, это подозревать.
- Что?
У Ильи был самый растерянный вид, какой только можно себе представить. Но ненадолго. Он вдруг побежал по проходу между сиденьями к кабинке пилотов
- Поворачивай! Поворачивай, твою мать!
Я только улыбнулась этой его попытке развернуть самолет, в этом был весь Томилин...
Мы вернулись домой. С этого момента Илюша ничего не давал мне делать – я должна была только спать, гулять, кушать и думать о своем здоровье. Если я брала в руки пылесос и была застигнута им за этим проступком, он даже обижался, как ребенок, и говорил, что моя святая обязанность – это ребенок, а все остальное – это его забота.
Илья по-прежнему работал, уходил утром в офис, приходил домой поздно вечером. Все было нормально.
Но однажды Илюша домой не пришёл. Я, конечно, забеспокоилась, но раньше иногда тоже так бывало, что Илья оставался ночевать у кого-то из знакомых. Мало ли какие дела срочные могли образоваться. Я старалась себя успокоить, как могла. Пыталась думать о том, что вот он придет и все будет хорошо, а потом мы поедем с ним отдыхать.
Когда Илья уходил, он велел мне снять деньги в банке. Часть он должен был уплатить кому-то в счет долга, а часть хотел потратить на наш с ним отдых. Я обналичила всю сумму, которую он указал в платежке. Я и раньше снимала деньги в банке по его доверенности, это делали все наши риэторы, ничего необычного в этом не было.
А через несколько дней ко мне пришли из прокуратуры с обыском и забрали эти деньги. Меня обвинили в том, что я мошенница, обманом забрала Илюшины деньги и собиралась с ними сбежать. Вообще обвинение звучало так – я, вместе с моим мужем Виктором, с которым я еще официально не развелась, являемся аферистами, и с целью наживы «просочились» в «R-ant риэл сервис». Я, с целью наживы, Томилина специально «охмурила», регулярно вымогала у него деньги, что подтвердили в банке, потому что я часто снимала деньги с его счета. Муж мой Виктор тоже вымогал у Ильи крупную сумму, это слышали наши риэлторы. Имелся в виду тот разговор, когда Виктор продавал меня за три «лимона». Потом я, якобы, вынудила его написать мне доверенность, запудрила ему мозги, а сама собиралась сбежать.
Я, конечно, возмущалась против такой дикой клеветы, сказала
- Ну, спросите Илью! Он вам скажет, что это неправда!
И тут мне сказали, что Илья покончил с собой. Выпрыгнул в окно и разбился.
Я не поверила. Это не могло быть правдой. Илья не мог так поступить.
Но мне ничего не стали объяснять. Меня арестовали. Обвинение поддерживала его первая жена. И ее папа прокурор.
Потом наши риэлторы давали показания, что, якобы, я поочередно пыталась «охмурить» их всех, со всеми там переспала и у всех вымогала деньги. С мужем у нас до сих пор не было официального развода, это сочли доказательством того, что мы с ним состоим в преступном сговоре, и деньги, которые он требовал у Ильи мы, якобы, с ним поделили.
Мне казалось, весь мир сошел с ума.
Но самое главное, в этом мире больше не было Ильи. А без него мне этот мир был не нужен. Мне было наплевать, что говорят обо мне эти люди, что они со мной сделают, я просто не хотела жить. Зачем? Единственное, что меня заставляло жить, это его ребенок.
На какое-то время я пребывала в таком состоянии, что почти ничего толком не соображала. Мне что-то говорили, а я не слышала, я забывала, что надо есть, и что вообще, мне может быть что-то надо. Мне все было безразлично. Я только плакала, плакала и плакала. Почему он так сделал? Зачем? Мне ничего не нужно, кроме него. Я только и твердила мысленно
- Илюшенька, миленький, зачем ты это сделал?!
Только однажды я очнулась на время. Когда меня забрали из дома, запихнули в машину и повезли в следственный изолятор. У меня вдруг началось кровотечение. Пришлось им отвезти меня в больницу, а там меня положили на сохранение. Я так испугалась, что потеряю сейчас этого ребенка, я очень просила, чтобы его спасли. Все обошлось. Мне назначили постельный режим, прокололи «генепралку», успокоительные.
В тюрьму я попала позже, когда из больницы меня выписали. Следствие тянулось так долго, я не знала почему, меня то и дело вызывали на допросы, очные ставки с риэлторами, которые несли откровенную галиматью. Обвинение притягивали за уши, как могли. Я просто не понимала, как здравомыслящий юрист вообще может все это слушать. Но следователь не только слушал, но и старательно записывал. Я сидела то в душной камере, то в тюремной больнице «на сохранении».
А потом меня внезапно выпустили. Без всяких объяснений. Я не знала, куда мне идти. Все, что у меня оставалось от той, сытой жизни, это моя машина и гараж в хорошем, престижном месте. Но в гараже ведь невозможно жить поздней осенью беременной женщине. Я была в отчаянном положении.
Моего первого сына Сережку забрал мой первый муж, когда меня посадили, и так и не отдавал. Он очень неплохо устроился. На деньги, что дал ему Томилин, Виктор купил себе квартиру, зарегистрировал свою фирму, нанял себе шофера и домработницу, и ни в чем себе не отказывал. Сережку он отдал в хорошую школу, и внушал ему, что мать у него плохая, бросила их обоих, и вообще, она уголовница. Так он мне ребенка и не отдает до сих пор, и даже на порог меня не пускает. Но это отдельная история.
В феврале я родила Илюшиного сына. Я назвала его Георгий. Илюша хотел его так назвать.
Машину я продала вместе с гаражом за низкую до нереальности цену. Хватило денег, чтобы снимать небольшую комнату в Подмосковье. На работу беременную меня никуда не брали. Только после рождения ребенка мне удалось устроиться в ночной кабак стриптиз танцевать. Пришлось идти, мне ведь надо было заботиться о ребенке.
Я брала его с собой. Пока крутилась на сцене, за ним присматривали девчонки в гриммерке.
Я в буквальном смысле валилась с ног от усталости и постоянного недосыпа. Ночью я работала, а днем я должна была ухаживать за грудным ребенком. И спала я только в те короткие часы, когда мой малыш засыпал днем. Всякое я тогда пережила. Накатывала такая усталость и депрессия, что я просто садилась возле сына, опускала руки и в прямом смысле выла. Была такая опустошенность, растерянность, ни смысла жизни я не видела, ни сил не было, чтобы жить. У меня как будто стержень какой-то внутренний вытащили, и я совершенно потерялась. Сколько раз даже собиралась отнести ребенка куда-нибудь в род дом, потому что сил на него просто не было. Не знаю, как я все это выдержала.
Потом хозяин этого заведения сказал, что я должна спать с клиентами, и мне пришлось уйти. Я не могла даже представить, что ко мне будет кто-то прикасаться. Я принадлежала Томилину. И если его больше нет, то и меня быть не должно. Я могу принадлежать теперь только его ребенку. Может, это слишком идеалистично, и даже картинно, но я так чувствовала.
Никуда больше меня не брали, даже в другие аналогичные кабаки, деньги кончились, и я пошла к нашему бывшему риэтору Саше, проситься взять меня хоть прислугой. У него был хороший дом в Подмосковье, а сам он неплохо работал в коммерции. Раньше Саша хорошо ко мне относился, я думала, может, хоть он меня возьмет на работу. Но Саша меня выгнал. Сказал:
- Да зачем мне нужно, чтоб твой ребенок у меня тут орал!
Я ушла, но он вдруг меня окликнул, и задал странный вопрос:
- Томилин с тобой?
- Что? – я не разобрала сперва, что он сказал, подумала, что он просто издевается. Такое уже было, когда один из риэлторов зашел в тот кабак, где я работала, и меня там увидел. Они стали специально туда ходить, выкрикивали мне всякие гадости, смеялись
- Давай, Томилинская сучка, покажи нам задницу!
- Илья с тобой, говорю?- повторил Саша. И, напоровшись на мой взгляд, спросил уже по-другому – Так ты что, ничего не знаешь?
И спустя почти год после всего, что случилось, я узнала, наконец, правду. Илья не покончил с собой, как мне тогда сказали, его просто заперли случайно в тот страшный день в офисе, он пытался перелезть через окно в соседний кабинет, но сорвался и упал на валявшийся под окном шлакоблок. Но он не умер. Он сильно разбился, но, все же, он был жив. И пока я сидела в следственном изоляторе, он лежал в больнице в коме, а потом в очень тяжелом состоянии. Меня и отпустили потому, что он был жив. Когда его начали допрашивать, он сказал, что это он велел мне снять деньги в банке, а я подчинилась, поскольку была его работником. Он сказал, что предполагал потратить эти деньги на свои нужды и потом как следует отдохнуть. В общем-то, тоже самое, примерно, говорила и я. А то, что я собиралась с деньгами сбежать, доказать было невозможно. А потом Илья переписал на свою жену «R-ant риэл сервис», как она требовала, и тогда она оставила меня в покое, и меня, наконец, отпустили.
Отобрав у него все, что было, жена его бросила. Да, в общем-то, и отбирать ничего не надо было, кроме этой фирмы, все его имущество было записано на нее. Она просто с ним развелась.
У Илюши были серьезные травмы черепа и позвоночника, он не мог двигаться, и, как сказал Саша, «медленно подыхал где-то в доме инвалидов».
И тогда я вдруг пришла, наконец, в себя. Я готова была порвать их всех. Господи, какая же я дура была все это время! Как же я, идиотка, не начала сразу драться за себя и его ребенка?! Ведь Илюша многому меня научил. Он научил меня, как нужно обращаться с этими… людьми. Вычислять их слабые места и добивать, прежде, чем они с тобой это сделают.
К тому времени, как я пришла к Саше, у меня не было уже ни копейки денег, мой маленький Гошенька уже несколько дней кушал одну манную кашу на воде, и я не знала, чем буду кормить ребенка завтра. Меня со дня на день могли выгнать на улицу, потому что мне нечем было платить за комнату за следующий месяц. И я еще тут церемонии развожу «возьмите меня пожалуйста на работу», и наивно думаю, что меня кто-то пожалеет?! Мало я получила за это время? Нельзя быть слабой в этом мире. Нельзя! Томилин был абсолютно прав, когда говорил, что люди будут сладко петь тебе о морали, но кинут тебя самым банальным образом, как только тебе что-то реально от них понадобится. Он сам сейчас валялся весь в дерьме в каком-то доме инвалидов, а его риэлтор стоит тут передо мной на крыльце своего особняка и пофигистски улыбается, как сытый кот.
В общем, деньги я у Саши выбила. А потом нашла и Томилина.
Какое-то время я снимала комнату в Подмосковье, на жилье в самой Столице денег не было. Работать вернулась опять в стриптиз. В ночной клуб. С маленьким ребенком никуда не брали. Но я уже наплевала на все совершенно. С хозяином переспать – пожалуйста. С клиентами – да без проблем. Мне нужны деньги, и я знать ничего, кроме денег не хочу. Запихните свою долбанную мораль, знаете куда? Я работала по ночам, потому что днем мне надо было заниматься полугодовалым ребенком и прикованным к пастели Илюшей.
Когда я его нашла, то сначала очень боялась к нему ехать. Боялась не того, что за ним нужно ухаживать и даже не того, в каком ужасном состоянии я его увижу, хотя все это само по себе, конечно, вызывало страх. Я боялась самой этой встречи. Но когда я туда приехала…
Когда показывают по телевизору эти дома для престарелых и инвалидов, там, на экране, такие опрятные старички, вполне сносная мебель в комнатах, телевизор в холле. В общем-то, так все и было, но для тех, кто может сам себя обслуживать. Лежачие больные находились в совсем другом боксе, туда даже коридор отдельный шел. И вот когда я в этот бокс вошла…
Едкий запах хлорки, видимо, должен был перебивать устоявшуюся там вонь, однако, это не помогало. Допотопные чугунные кровати с досками, брошенными поверх панцирной сетки. Больным с травмой позвоночника на мягком лежать нельзя. Да они там и не лежали. Они валялись. Именно валялись, как нечто выброшенное и никому не нужное. На голых клеенках поверх драных, застиранных простыней, по уши в собственном, извиняюсь, дерьме. Вот именно в таком ужасном состоянии я и увидела Томилина. Усохший килограмм на десять, ввалившиеся щеки с клочками плохо выбритой щетины, его просто узнать было нельзя. Серьезные травмы черепа и позвоночника привели к тому, что он не мог двигаться, с трудом говорил, и когда пытался что-то сказать, у него глаза закатывались вверх.
С того света его вытащили, но лечить дальше никто его не стал. Жена с ним развелась, все, что у него было, осталось ей, а лечить за государственный счет в нашем нищем государстве, это если хватит на анальгин, и то слава Богу. Ни о каком нормальном лечении и речи даже не шло. Его просто бросили.
И вот когда я это увидела, у меня уже не было ни соплей, ни слез, ни каких-либо, вообще, сантиментов. Страха и брезгливости тоже не было. Было только одно чувство – злость. Если б кто-то со мной заговорил в тот момент, я обложила бы его матом не хуже заправского пьнчужки – грузчика. А если б на глаза мне попался кто-то из наших коллег - работничков, или, не дай Бог, его жена… На их счастье, они были от сюда далеко.
Томилина я забрала. Но не так все просто. Директор этого заведения сразу начал вымогать у меня взятку. Илья ведь был прописан в этом доме инвалидов, а у меня у самой постоянной прописки в Москве не было, да и брака законного у нас с Ильей не было, так что я по закону не могла прописать его к себе. А значит, и забрать не имела права. Если б я его забрала просто так, Томилин имел бы ко всему прочему статус бомжа. А бомжи у нас не имеют права ни на пенсию, ни на страховой медицинский полис, и как следствие, на медицинское обслуживание. Так что мне пришлось «дать на лапу», чтобы Илью оттуда не выписывали, но мне отдали.
Квартирной хозяйке тоже пришлось доплачивать. Она и так-то с трудом меня пустила на квартиру с ребенком, а чтобы привезти сюда еще какого-то инвалида, была категорически против.
- О, нет! Это ж ванна все время будет занята! Да и он мне всю квартиру тут провоняет, он же все под себя…
Пришлось уговаривать ее с помощью «зеленых» портретов американского президента.
Положение у нас тогда было, хуже не придумаешь. Мы втроем в одной маленькой комнатке 10 метров. Илья лежал на кровати у стены, тут же на другой кровати я с маленьким Георгием. С вечера брала ребенка, уходила на работу, за ним присматривали девчонки, пока я была занята. И, между прочим, у меня никогда не было более лучших подруг, чем эти две вечно обкуренные шлюхи. Они так по-человечески ко мне относились, так помогали мне с ребенком, и даже защищали, когда хозяин хотел меня выгнать за то, что приношу маленького с собой. Я очень им благодарна.
Потом я прибегала домой, в эту маленькую комнатенку, кормила ребенка, быстро что-то готовила. Потом мыла Илью, слава Богу, люди изобрели памперсы для взрослых, это очень облегчало мне жизнь. Потом кормила с ложечки их обоих по очереди, практически клюя носом. Илья пытался меня еще жалеть, говорил
- Вик, поспи немножко, пока Победоносец спит. Я не хочу пока есть.
Иногда я так и делала. Я знала, что он врет, чтобы дать мне хоть часок лишний для сна, но у меня не было уже сил.
Случалось, замотавшись от плиты к ребенку, от ребенка к корыту и обратно, я совершенно забывала, что еще не кормила Илью. Но он никогда не напоминал. Он даже воды у меня не просил, чтобы лишний раз меня не дергать.
После короткого сна я опять готовила, стирала, мыла Илью, если надо, кормила ребенка… В двух словах, крутилась, как белка в колесе. А потом топала опять на работу, чтобы ублажать похотливых кобелей, прикидываясь, что рада их вниманию, и улыбаться, не смотря на жгучую ненависть к ним.
«Топала» - это мягко сказано. Дорога занимала больше полутора часов, и если учесть, что все это время у меня в «кенгурятнике» на животе сидел ребенок, а погода на улице не всегда была летняя, то, пожалуй, можно себе представить, как мне «топалось».
Иногда у меня бывали выходные. Тогда я ложилась на вторую кровать, рядом с сыном, и натурально вырубалась до утра, пока проснувшийся ребенок не будил меня плачем.
Истерик или психов я тогда не устраивала. Не было времени на такую жалость к себе. Иногда думала, а что если Илья так и останется навсегда? Неужели вот это и есть моя жизнь? Но я не плакала, я злилась еще больше, и эта злость меня и спасала.
Илье нужны были операции. Денег у меня не было, но у Ильи было много хороших знакомых, и в медицине в том числе. Я думала, если он попросит, кто-нибудь поможет ему. Я думала, он не хотел никого просить из-за гордости. Чтобы не видели его таким вот. Действительно, невозможно себе представить, насколько невыносимым было такое унизительное положение для гордого Томилина. Но он даже не спорил со мной, подчинился и начал просить. Я набирала номер по телефону, подносила к нему трубку, а он договаривался с ними о встрече.
К нам приходили какие-то люди, его знакомые, разговаривали с ним и уходили. Но никто даже пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь. Они приходили на него посмотреть, как в цирк. Как его риэлторы приходили в ночной кабак, чтобы посмотреть там на меня и посмеяться. Эти люди не смеялись, воспитания они были не того, но все равно, это было тоже самое. Один даже сказал
- Да, Илюша, вот как жизнь тебя обломала…
Они как будто этому радовались.
Но вот однажды к нам приехал один профессор Илью проконсультировать.
И во время осмотра спросил меня
- Что вы ему колете?
- А что надо? – Когда я забирала его из дома инвалидов, мне ничего не сказали, что ему нужно что-то колоть.
- Ну, что-то же вы ему ставите? – снова спросил «светило» нейрохирургии. И пояснил – При такой травме у него должны быть сильные боли. Хоть что-то вы ему даете?
Но Илья никогда не говорил, что у него что-то болит. Он лежал вот так у меня дома уже ни один месяц, и за это время он никогда ни на что не жаловался и ничего не просил. И вот только сейчас с помощью врача выяснилось, что у него что-то болит.
Вообще Илья в то время не проявлял никаких эмоций. Он был в нормальном сознании, все понимал. Когда у него спрашивали, с трудом, но все-таки нормально отвечал. Но он никогда не ныл, не плакал, не жаловался ни на что, ни о чем меня не просил, не говорил ничего жалостливо-слезливого, чтобы я его не бросала и так далее. Но он и не трепал мне нервы противоположными высказываниями, типа «зачем я тебе нужен, брось меня», или «мне ничего не нужно такой ценой», «я не хочу, чтоб ты со мной возилась», и все такое прочее. Ничего такого не было. Он только один раз сказал
- Делай, как нужно тебе.
И все. Он просто подчинялся всему, что я говорила, даже ни о чем не спрашивая.
Между тем, хирург согласился взять Илью в свою больницу и сделать ему операцию. У Томилина была частично сохранена чувствительность рук и тела, и это было очень хорошим признаком. То есть, сказал профессор, это уже не совсем паралич и можно попытаться что-то сделать.
Операцию Илье сделали. Потом еще одну. Через два года, Илья смог сидеть и есть самостоятельно, его больше не нужно было кормить с ложечки, как раньше. И, как мне сказали, если б операцию сделали сразу, без такого большого перерыва, он, скорее всего, смог бы ходить.
Чтобы разрабатывать пальцы, я принесла Илье гитару. И ведь он вспомнил, как на ней играть. Раньше он играл очень хорошо. И тут быстро восстановил все навыки. Вообще он очень упорно начал заниматься собой, на специальных тренажерах. Ноги у него не двигались, но руки и все тело стало очень сильным. Он и сейчас гантелями занимается.
Угнетало меня тогда одно, Илья стал тихим и молчаливым. Когда я привезла его в нашу комнатку, он садился на кровати и часами смотрел, как играется его Победоносец, как он называл сына. Когда я спрашивала его
- Илюша, хочешь чего-нибудь?
Он тихо отвечал
- Нет, спасибо.
Мне казалось, он будет радоваться, будет разговаривать со мной, будет возиться с Гошкой, ведь он мог теперь это делать, пусть даже сидя. Но он все время молчал. Гоша иногда сам залазил к нему на кровать, и Илья обнимал ребенка, гладил его по голове, по спинке, прижимал к себе, видно было, что он его безумно любит. Но стоило мне подойти, он тут же его отпускал, как будто меня боялся. Когда он еще лежал, он старался быть, как можно незаметней. И сейчас мне казалось, он старается быть так же. Потом я узнала причину всего этого. Илья думал, что, может быть, я устану с ним возиться, и чтобы меня не мучила совесть, если я захочу от него отказаться, он и не показывал своих чувств, считал, мне так будет легче. Господи, какие же мужчины иногда бывают дураки!
А потом мы уехали из Москвы в мой родной город.
Сперва я привезла их в квартиру, которая досталась мне от родителей. Но прожили мы там немного, очень скоро переехали в хрущевку. Деньги были очень нужны.
Илья сейчас совершенно самостоятельный, и по дому все делает сам, пока я на работе, и готовить приспособился, и за ребенком смотрел, пока тот был не в садике. Я устроилась на работу, Илюша тоже умудрился устроиться главным бухгалтером.
Но не так все гладко в мой жизни.
И снова я столкнулась с тем, что Илья был прав на счет людей. По крайней мере, насчет многих из них. Еще когда я только сюда вернулась, соседи, здороваясь со мной при встрече, шептались со злорадством у меня за спиной
- Во, притащила какого-то урода. Небось, никто больше на нее и не позарился. А говорили, она в Москве вся в шоколаде живет. Какой шоколад, когда ей и задницу прикрыть нечем.
Деньги, которые я тогда зарабатывала, все уходили на Илюшины лекарства и на питание его и сына. «Прикрыть задницу» действительно было по самому минимуму.
Мои старые знакомые, когда я приехала, гурьбой ринулись меня навещать. И опять, как те риэлторы, они пялились на Томилина в инвалидной коляске, на убогую обстановку моего дома, и уходили, чтобы с вдохновением рассказать своим знакомым, как погано я теперь живу.
А еще меня постоянно спрашивали:
- Слушай, а как вы спите? У него же там, наверное, ничего не работает?
Мужики конкретно предлагали
- Если тебе надо, так ты заходи ко мне, не стесняйся. От твоего-то в пастели толку мало.
Я иногда отвечала
- Если от тебя большой толк, почему у тебя жена такая недовольная ходит? Слушай, может, тебе с Ильей посоветоваться, может, это он тебе подскажет что-нибудь?
Но чаще я отвечала коротко
- Все, что нам с Ильей надо, у нас есть.
И почему этот вопрос их так живо интересовал?
Денег ни на что не хватало, была масса других проблем, и пришлось ту квартиру продать. Когда я ее продавала, соседи переговаривались друг с другом
- И куда они поедут? На помойку, что ли?
- Да только на помойку. В барак какой-нибудь. У них, наверное, огромный долг по квартплате, их просто в барак выселяют.
- Ну, да. Они же нищие.
Этот разговор я слышала своими ушами, и еще много подобных диалогов. Никогда нельзя показывать людям, что ты хуже них живешь, что у тебя нет денег, или у тебя какие-то проблемы. Они начинают вести себя так, как будто ты действительно хуже них. Как будто ты человек третьего сорта, или вообще не человек, а жалкое ничтожество. Они над тобой глумятся, стараются унизить. Может быть, им кажется, что этим они как-то возвышаются в глазах окружающих, или им самим так приятно себя чувствовать?
Все это вместе взятое не способствовало моему благодушию.
Но Илья ни разу мне ничего не сказал. Никаких упреков. Он все это терпел молча, и свое униженное, зависимое состояние, и наши, порой, очень кошмарные условия жизни. Никогда ни на что не жаловался, не ныл, не психовал, как вполне можно было бы ожидать от человека в его положении. Он мне сказал однажды
- Я принадлежу тебе. Я буду жить для тебя на любых условиях, пока я тебе нужен.
Вообще, он редко говорит такие вещи, это же Томилин.
Как-то я пришла с работы очень поздно, устала, упала на диван и уснула. И слышу сквозь сон, Илья с меня сапоги стаскивает, чем-то меня укрывает, потом гладит так легонько по волосам и говорит
- Бедная ты моя девочка, как же ты устала…
И я наплевала на все, что не касается нас с Илюшей. Послала все к черту. У меня идеальный муж. В отличие от других, так называемых мужчин, Илья даже в таком состоянии обо мне заботится.
Теперь мы живем гораздо лучше, чем раньше. Я зарабатывать стала больше, да и сам Илюша работает. Только вот... состояние его меня очень беспокоит... _________________ когда появляется друг, двери твоей души падают сами...
Последний раз редактировалось: NVitori (Вс Сен 16, 2007 11:54 pm), всего редактировалось 2 раз(а)
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Регистрация
Профиль
Вход
Войти и проверить личные сообщения
Душа-то все-таки у нас одна...
Самая обыкновенная. Пишу просто, что вспомнится...